А КАПЕЛЛА. Ариадна Юнн
его уже взрослого ребенка.
А он и представить себе не мог, что эта красивая и такая независимая девушка всю свою жизнь пыталась примириться с мыслью о том, что ей не суждено узнать своего отца. То есть его…
И никогда не задумывавшийся об этом Филя сейчас чувствовал себя каким-то чудовищем… А может быть, он и был им?
Вдруг всё смолкло.
Собравшись с силами, он решился взглянуть на Валерку снова.
…Она уже не плакала… Лишь вокруг ее красивых глаз появились болезненно-черные круги. Лицо осунулось. Исчезла вся милая утонченность…
Теперь он видел перед собой взрослую женщину, словно за эти несколько мгновений эта совсем еще юная девочка успела прожить целую жизнь.
Последний раз Филя так пристально смотрел на нее, когда ей было всего шесть месяцев…
Тогда, лежа в детской кроватке, Валерка доверчиво улыбалась ему своей безмятежной улыбкой, думая, что отец так же рад ее появлению на свет, как и она сама – такая трогательная кроха, полная любви к самому родному ей человеку.
Разве могла она тогда знать, что именно в эти минуты Филипп и принял это жестокое решение – расстаться с ней навсегда. Тогда ничто не могло смягчить его холодного равнодушного взгляда, ведь, смотря на свою новорожденную дочь, он вместо радости и умиротворения ощущал лишь разочарование и бессильную злобу.
Это всё Снежка! Как же хитро она поймала его! Бессердечная упрямица! Впереди целая жизнь – еще могла бы сто раз забеременеть! Так нет! Хотела, чтобы я купился на этот дешевый трюк со случайным залетом! А потом еще испытывал чувство вины! Ничего подобного! Ну уж нет! Он, и только он должен был быть самым главным в ее жизни!
И Филя не собирался мириться с этой несправедливостью.
«Я не могу остаться. Не могу – и всё. Я никому ничего не обещал. И не собираюсь тратить себя на подобные глупости… Я должен идти только вперед и добиться чего-нибудь стоящего. Остаться равносильно самоубийству… Меня ждет целый мир…»
К тому времени первый шаг к окончательному разрыву со Снежанной он уже сделал – Ксения была слишком желанна, чтобы он смог себе отказать от такого удовольствия, как возможность разделить с ней постель.
Но вот прошло семнадцать лет, и всё повторялось… Филипп снова смотрел на Валерию. Но уже на такую взрослую… и навсегда чужую…
…И вся его жизнь вдруг отразилась в печальных глазах этой юной девочки холодным светом абсолютной бессмысленности пройденного им пути.
И впервые… и с ужасом он осознал всю нелепость того, что так долго считал удачей…
…Глаза дочери.
…Бесстрастный взгляд отвергнутого им ребенка.
Что таилось за этими широко распахнутыми ресницами?
Боль? Разочарование? Ненависть?
…Там была пропасть… Где точно в зеркале, в их бездонной глубине он видел свое отражение… Так четко и так ясно… так, что никакое отчаянье не могло сравниться с той пустотой, которая настигла его…
И он сорвался…
Безвозвратно.
И