Новый год со спецэффектами. Валентина Андреева
скажет! – мстительно улыбнулась Машуня. – Уж в чем, в чем, а в этом-то я уверена. Он же идеальный отец, поэтому просто не может выставить себе плохим мужем. Если бы ты слышала, как он вдохновенно врал Альке, что любит ее и меня больше всех в жизни! Она, бедняжка, так плакала…
– А сама Виктория?… – Мне вдруг стало нехорошо. Не так, конечно, как после шампанского с лечебной порцией водки, но все-таки. – Кстати, а где эта девица? – Я постаралась спросить это непринужденно, но по лицу Машуни поняла, что мне это не удалось. Еще бы! Воображение живо нарисовало Викторию, плавающую на кровати в луже собственной крови. В соседней с моей комнате, на мансардном этаже! И голос невольно сорвался.
– Ирочка… – в ужасе всплеснула руками Машуня. – Как тебе только в голову могло прийти такое?!
– А откуда ты знаешь, что пришло мне в голову?
– Это даже я знаю!
Как рядом с нами очутилась Наташка, мы и не слышали. Она красноречиво повертела указательным пальцем у виска.
– Обе «с приветом»? Рядом, между прочим, следователь возглавляет спасательную операцию по извлечению лохматого прищемильца. Следуйте за мной.
Мы послушно проводили Наташку взглядами до третьей ступеньки лестницы и только после ее очередного недвусмысленного жеста пальцем у виска сообразили подойти поближе.
– Тебе надо меньше пить! – категорично заявила подруга. – Алкоголь явно вредит твоей интуиции. Она у тебя еще в обнимку с ночной вазой почивает. Викторию выпроводили из дома тогда, когда Ренат был в целости и сохранности. Она ушла от него навсегда. – Наташка мельком взглянула на часы. – Но часам к двенадцати выспится и вернется завтракать. Вместе с приютившей ее из жалости Катериной. Дело в том, что вертихвостка позволила себе предъявить Ренату ультиматум: или он покидает этот дом вместе с ней, или… Дальше она захлебнулась собственной злостью. Кажется, нахалка что-то требовала от Сапрыкина. Шипела, как змея. Он слабо отбрехивался. Было плохо слышно. Я так поняла, что она собиралась в деталях осветить историю их взаимоотношений, но он вроде не испугался. К моменту ее выступления Машкин муж был в достаточной степени пьян, для того чтобы вспомнить о своем мужском достоинстве. Ирка, что ты хмыкаешь? У тебя больное воображение. Я о другом достоинстве вещаю. Настоящем. Тьфу ты, померещится же! Ир, ты плохо на меня влияешь! О чем это я?
– О мужском самолюбии и гордости, – услужливо подсказала я.
– Ах, да… Я как раз приоткрыла дверь пошире. Ну, Ренат спокойно налил себе еще одну чарку водки, залпом откушал, хрумкнул недоеденным соленым огурцом и заявил этой девке, что не потерпит никакого диктата и насилия над собой. А может, он так заявил и не этой девке, а имел в виду Машуню. Она же раньше просила его одуматься. Короче, я не разобралась. А посоветоваться было не с кем – все мужики во главе с Аленкой и Алькой… В смысле, руководящей и направляющей женской силой на улице дурью маялись, в снежки играли. А Машкины родители тихонько в своей спальне ругались.