Избранные. Городская фантастика. Алексей Жарков
противника; иногда приходится выбивать врага с позиций, на которых ему удалось закрепиться, сломав оборону другого отряда.
Миролюбие граждан Города не знает границ, но живя в осажденной крепости, они вынуждены пребывать в постоянной готовности к отпору. Бог войны всегда требовал поклонения и жертв – и ему молились истово. Проводили парады детских колясок, декорированных под военную технику былых времен (а в колясках ехали младенцы в крошечной военной форме). Организовывали школьные праздники, где шеренги детей нестройно маршировали с военно-патриотическими песнями под строгими взглядами орденоносных портретов. Те школьники, которых не отобрали в солдаты, наряду с обычными уроками каждую неделю учились бросать гранаты и собирать автомат – на всякий случай. Для жителей Города Бог войны назывался Миролюбием. И наверное, он с одобрением взирал на своих адептов.
…В день, когда Вика забрали в армию, что-то с самого начала пошло не так. Нет, все вроде бы было согласно правилам: имя Вика зачитали на торжественной школьной линейке; приятели с восторженными воплями окружили его, награждая дружескими тычками; учительница произнесла нудное поздравление, во время которого он неловко переминался с ноги на ногу, ловя завистливые взгляды. Вдобавок, его отпустили с уроков – какая уж теперь школа! Наверное, то, что он чувствовал, следовало назвать радостным волнением – ну, а чем же еще? Но вот странность: искренняя гордость родителей, и особенно, мамы – невольно покоробила, что ли… Мама, порозовевшая, счастливая, поминутно всплескивая руками и захлебываясь от восторга, без умолку говорила о том, каким он станет героем, а в груди у Вика почему-то ныла совсем неуместная детская обида. Было ли это какое-то непонятное разочарование или досада?… Как если бы он вдруг захотел, чтобы маме стало жаль отпускать его, чтобы она опозорилась, как соседская Валда, которая выла на весь квартал, прощаясь с сыном. Тогда он всем сердцем презирал соседку, а сегодня по-дурацки злился на маму, которая вела себя безупречно, как настоящая мать солдата, благословляющая его на патриотический подвиг. Он сам не знал, чего хочет, и только все сильнее сжимал в кармане теплую глиняную птичку.
Зато Лео – Лео повел себя как последний дурень, еще хуже, чем тетка Валда. Услышав в школе новость о Вике, сорвался с последнего урока и стремглав примчался домой. Расплакался, как девчонка, умолял родителей придумать что-нибудь и не отпускать брата (как будто и правда верил в то, что взрослые всесильны). До самого вечера хвостиком ходил за Виком, поминутно цепляясь за рукав и хлюпая сопливым от рыданий носом. Вик даже немного растерялся от такого напора – у них в семье было не принято бурно проявлять свои чувства, и он скорее ожидал от младшего брата сдержанной зависти.
Когда за Виком пришли, Лео устроил настоящую истерику: набросился на патруль, царапался и кусался, как зверек, не слушая увещеваний красной от стыда мамы. И в конце