По снегу русскому домой. О духовном служении русской эмиграции. И. М. Ольшанская
фактов моей жизни, хочу остановиться на том, что я видел и вижу – вблизи и издалека – из работы русской эмиграции в области ее духовного служения России. Работа эта часто была (и отчасти еще есть) и вглубь идущая и, думаю, не пропавшая даром. Помню даже некое внешнее цветение этой культурной работы русской эмиграции до Второй Великой Войны: сначала (до переезда большинства ее участников во Францию в 1923-24 гг.) – в Берлине, потом – в Париже. Были и еще два таких замечательных центра – Прага и Белград, не считая ряда других, второстепенных.
Группировалась эта работа вокруг ряда замечательных людей, и некоторые семьи играли здесь роль. Но семьи имели прежде всего свою особенно важную нравственно формирующую, воспитывающую сердце задачу. Это относится ко всем периодам эмиграции, это и была, и есть до сих пор живая сила. Сколько вырастало кругом замечательных русских семей, сплоченных прежде всего вокруг невидимого внутреннего сияния матери – этого очага семьи! В самые первые времена эмиграции и во все последующие были и есть такие матери. Так, в русском Баден-Бадене (в начале 20-х годов) вспоминается мне с особенной силой сияющий тихим внутренним светом доброты и ласковости к людям и внутреннего стояния перед Богом образ кн. Марии Николаевны Гагариной. Три дочери и сын-подросток. И так много приходило в их дом людей, и одиноких стариков, и одиноких юношей (я сам был еще довольно молод, хотя преподавал уже в Университете[2]), и веяние теплоты, доброты и преображенной жизни духа исходило от нее и незаметно влияло на окружающих. И было радостно видеть дружбу дочерей с матерью: они чувствовали ее духовную красоту. Я невольно думал о моей матери, когда месяцами жил в течение нескольких лет в этой очаровательной семье. Жили они в чудном нагорном парке над Lichtentaler Alle в двух не очень больших домах, соединенных между собой висячим мостиком; другой мостик вел прямо из гостиной на втором этаже в подымающийся вверх в гору огромный старый сад, поросший рододендронами, сиренью, а еще выше – в персиковую рощу. И чувствовалась Тургеневская эпоха. Вилла была приблизительно времени пребывания Тургенева в Бадене и полна она была старой мебели, старых гравюр, портретов и книг. За парком шла дорога все выше в горы уже по горному хребту. И русская усадьба и Шварцвальд соединялись как-то в одно целое. Какие прогулки вверх, в горы, можно было делать по утрам! Была в гостиной и старая книга с записями бывавших здесь гостей. Бывал здесь, например, в 60-х годах прошлого века поэт гр. А.К. Толстой. В начале 20-х годов XX-го века это место было духовным центром жизни русского прихода в Баден-Бадене. И из этого церковного и просто радушно-человеческого центра много добра разливалось кругом. Это был, вместе с тем, и музыкальный центр высокого уровня, основная ячейка церковного хора – чудные голоса трех сестер и их 18-летнего брата. И мужем одной из сестер был тончайший знаток музыки С.М. Осоргин. Бывали здесь и музыкальные вечера в небольшом кругу – рояль, виолончель. Устраивались и лекции внизу, в помещении под церковью.
Другим центром – тоже церковным, но также и просветительным
Мне было 32–33 года.