Вся правда о Муллинерах (сборник). Пелам Вудхаус
и он продолжил свои наблюдения.
Вновь прибывшей оказалась темнокожая служанка. Пошатываясь под тяжестью большой миски – с рагу из вчерашних остатков, как заподозрил Уильям, – она водрузила ее на передний край стола. Мгновение спустя вошла дородная женщина с блестящими золотыми волосами и села напротив миски.
Инстинктивное желание подглядывать, как едят другие, глубоко заложено в человеческой натуре, и Уильям остался завороженно стоять на месте. Торопиться нужды нет, сказал он себе. Он ведь знает номер Мертл в отеле – дверь в дверь с его собственным. Ночью он может в любое время заглянуть туда на огонек и отвесить ей указанную оплеуху. Пока же он будет созерцать, как эти люди вкушают рагу.
Тут дверь столовой вновь отворилась, и в нее вступила небольшая процессия. Уильям, вцепившись в перила и выпучив глаза, следил за происходящим.
Возглавлял процессию мужчина в годах и в клетчатом костюме с гвоздикой в петлице. При росте примерно в три фута шесть дюймов он держался с такой военной выправкой, что выглядел на все три фута семь дюймов. За ним вошел мужчина помоложе, в очках и ростом около трех футов четырех дюймов. А за этими двумя следовали гуськом еще шестеро, все уменьшаясь и уменьшаясь в росте, так что последним в столовую вступил довольно корпулентный мужчина в твидовом костюме и шлепанцах, в котором набралось никак не больше двух футов восьми дюймов.
Они расселись за столом. Рагу было разложено по тарелкам, и человек в твидовом костюме, с видимым вожделением обозрев содержимое своей тарелки, снял шлепанцы, взял пальцами ног нож с вилкой и с аппетитом принялся за еду.
Уильям Муллинер испустил дрожащий стон и, пошатываясь, побрел прочь.
Черная минута для моего дяди Уильяма. Только-только он поздравил себя с тем, что благополучно перенес последствия первого злоупотребления алкоголем после двадцати девяти лет полного воздержания – и вдруг такое неопровержимое доказательство, что он все еще пребывает в состоянии опьянения!
Опьянение? Какое слабое и пресное слово! Он надрался, нализался, наклюкался, залил зенки, окосел, напился в лоск, а также вдрабадан, дрезину и дымину.
Разумеется, если бы во время своей прогулки он миновал вращающуюся дверь «У Майка» и сделал еще несколько шагов, то понял бы, что у зрелища, которое ему только что довелось наблюдать, было самое простое объяснение. Эти шаги привели бы его к сан-францисскому «Палас-Варьете» и огромным афишам, объявлявшим, что на этой сцене выступают – только две недели! —
ЛИЛИПУТЫ ЛИНДЛИ
Больше и лучше, чем когда-либо
Однако существование этих афиш осталось ему неведомым, и не будет преувеличением сказать, что душу Уильяма Муллинера пронзила безжалостная сталь.
То, что его ноги временно развинтились в суставах, он перенес с мужеством. То, что в его голове жужжал пчелиный рой, избрав ее своим ульем, было неприятно, но терпимо. Однако то, что его мозг сорвался с катушек и заставляет его галлюцинировать,