Страх. Олег Юрьевич Скляр
мог только видеть. И он увидел, что все бойцы его взвода, которые добрались вместе с ним и лейтенантом до поселка, уже неподвижно лежали вокруг него. Все они были мертвы. Остался лишь он.
От холода его снова стало знобить, захотелось согреться. Он поджал под себя руки, прижав их к мокрому, холодному паху. Рукам стало немного теплее, но плечи, грудь и спину трясло. Он силился вспомнить, где он потерял куртку? То ли не надевал её вообще и прямо на голое тело набросил бронежилет, выбегая из блиндажа, когда начался бой, то ли снял её с себя вместе с бронежилетом, когда бежал с позиций в поселок? Но он так и не вспомнил это.
«Да какая разница?» – теперь ему все стало как-то безразлично. Абсолютно все. Даже собственная жизнь. Грань между жизнью и смертью, ощущение и понимание которой заставляет человека цепляться за жизнь, уже была стерта. И теперь он не боялся перейти эту грань. Ведь все, кого он знал, с кем он был последнее время, кто окружал его, уже перешли ее до него. Все они были уже по ту сторону, все они были мертвы.
Они ушли и оставили его один на один с ужасом, царившим вокруг. Он был последний.
«Почему последний, почему его не убили первым?»
Рассудок на мгновение вернулся к нему, и он вдруг понял, что все из-за майки.
Он был в одной майке. Его куртка с погонами старшего сержанта была где-то брошена, и никто из «духов» так и не понял, что он был заместителем командира этого взвода. Иначе они убили бы его вслед за лейтенантом. Но в их глазах он был всего лишь жалким и обоссанным «чмошником», в потной майке, в мокрых и грязных камуфлированных штанах. Поэтому его не убили сразу. Вначале его хотели оставить в живых: такой жалкий был у него вид. Оставить в живых, взять с собой и водить по горам как образец трусости, но в последний момент, жажда крови и пропавшее желание возиться с ним, решили его судьбу.
«А ведь все уже ушли. Они ушли туда, где нет этих жутких людей. Они уже не боятся их, не молят о пощаде, не унижаются перед ними. Этот кошмар для них уже закончился. И все они сейчас лежат спокойные, и уже совсем ничего не боятся, и им даже не холодно. Им, наверное, хорошо там, куда они ушли. А я все еще здесь, и всё ещё боюсь.
Боюсь?
Нет. Нет, я уже ничего не боюсь. Я не боюсь, ни этих людей, ни того, что они делают. Потому что я знаю, как их обмануть. Я знаю, что нужно делать: я сбегу к своему взводу. Да, я уйду к нему. Я тоже умру, и тогда уже не буду бояться ничего. И весь этот ужас наконец-то закончится. Там будет хорошо. По крайней мере, там будет не так страшно, как здесь, там будет спокойно. Ведь они все уже спокойные, – обессиленным и уже безразличным взглядом «Замок» смотрел на трупы солдат, – Только как умереть, чтобы без боли, быстро?»
Он перестал видеть. Страх лишил его зрения. Вокруг него сгустилась тьма, как будто кто-то выключил день. Но его это уже не пугало. Мысли путались, из памяти начинали выплывать какие-то смутные картины из его жизни. Он постепенно уходил от реальности.
Бородач, закончив расправу над очередным бойцом, посмотрел на маленького, худого моджахеда, державшего ногу на голове пленного