Звездочка. Роман Савенков
с хорошим настроением, играючи. И не с такими печальными буркалами, как у Проныра. После удачной работы тебя не поздравить, а пожалеть хочется. Ну, чисто, бык-трелевочник опосля случки. Все счастье у него уже в прошлом. Вот, глянь на Ханурика. У этого не поймешь – то ли на дело собрался, то ли на пустырь, цветочки нюхать. Помнишь, как он в приемной блатмейстера секретаршу за грудь прихватил, да еще два раза? Серчишко у него, дескать, остановилось и глазах образовалась тьма непроглядная. Попробовал бы ты, Проныр, отколоть такую штуку – получил бы в рыло так, что мое почтение. А у Ханура, ничего, обошлось, отделался легким подзатыльником. Да и то от ее пузатого начальника, когда тот неожиданно выскочил в приемную за дыроколом. Ну и что – рыжий и приметный! Козырная масть – делу не помеха, с мастью порешать можно.
Вот Ханур и решал.
– Верх оставьте. А с боков покороче, пожалуйста, – попросил он цирюльника, сухонького мужичка лет пятидесяти с идеальным пробором на вытянутой, как ружейная пуля голове.
Водянистые глаза определенной степени испитости выделялись на дочерна загорелом лице маэстро ножниц и помазка, что было весьма экзотично при его кабинетной профессии. Но, несмотря на явное пристрастие к зеленому змию, за инструмент он держался твердо и патлы Ханура кромсал со знанием дела.
– Насчет цвета не передумали? Право жаль красить портить такую необычную шевелюру.
– Жениной маме не нравится.
– А-а-а, тогда оно конечно, – уважительно отозвался парикмахер, а сам подумал: «Какое, однако, трогательное отношение к супружним родственникам. И чего на нынешнюю молодежь наговаривают? Дескать, никого, кроме себя они в грош не ставят. С таким славным малым и чарку-другую испить, наверное, приятственно».
Мастер сам испытывал немалое влияние со стороны тещи, которую вынужден был безмерно уважать. Еще он боготворил жену, а одеваться любил строго, но в костюме походил на благообразного вурдалака.
Ханур беспокойно повертел головой, на что предупредительный мастер ослабил на шее клиента накрахмаленное косынку. На самом деле жилистое горло мошенника не испытывало никаких неудобств, в его легкие кислород поступал мощной струей. Он искал, за что зацепиться взгляду, какой-нибудь предмет, который вызовет в голове прилив творческого энтузиазма. И нашел. На стене напротив входа гордо висела фотография. Сам цирюльник в черном макинтоше с улыбкой на довольном лице и зубастой рыбиной в руках. Ханур ткнул в направлении снимка пальцем и спросил тоном знатока (в рыбной ловле он, разумеется, не понимал ни бельмеса, просто нахватался словечек):
– На живца брали?
Физиономия парикмахера расплылась в улыбке точь-в-точь, как на фотопортрете:
– На блесну. Два раза била, но не засекалась. А на третью проводку ка-а-ак рванет…
– Такие экземпляры только на затонах водятся.
Наудачу ляпнул Ханур. Ни о каких затонах он и понятия не имел.
– Не