Железный Сокол Гардарики. Владимир Свержин
Как я уже говорил, ниже по реке находился довольно неприятный порог, и если легкое суденышко с опытным лоцманом еще могло его миновать, то весь груз приходилось везти по берегу. Более тяжелые корабли, вроде днепровского байкака,[18] и вовсе надо было тащить волоком, минуя опасную каменную гряду. Наше судно, если смотреть на него с берега, выглядело перегруженным, так что стоянка у пирса казалась неизбежной. Повеселевшее в ожидании легкой добычи панство с нескрываемым интересом глазело на большие винные бочки, которыми был заполнен корабль. Немалая часть шляхты, столпившись на берегу у самого обреза воды, оживленно размахивала руками, призывая нас поскорее бросить якорь. Но если бы поляки сейчас могли наблюдать, что происходит за бочками, пожалуй, они не стали бы так веселиться.
– Лей вар! – тихо скомандовал Олекса Рудый, и спорые казаки начали лить кипяток в пустые винные бочки.
– Забивай чоп! – последовала новая команда.
Поляков могли бы смутить доносившиеся с корабля глухие удары, но они были слишком поглощены сладким предчувствием легкой добычи, чтобы обращать внимание на подобную ерунду.
– Правь к берегу!
Корабль был уже совсем рядом с пирсом, когда прозвучала очередная команда.
– Сходни за борт!
Такая команда могла бы казаться музыкой для тех, кто ждал на берегу. Однако на сей раз для многих эта музыка стала похоронным маршем. Наполненные винными парами дубовые бочки, на треть залитые кипятком, от тряски взрываются не хуже пушечных ядер, а если принять во внимание размеры – даже лучше. Сходни, по которым они должны были катиться на берег, не доставали до земли всего-то одного ярда, но этот ярд дорогого стоил. Привязанный к каждой из импровизированных катапульт мешок с камнями, по команде сброшенный в воду, давал вполне достаточный импульс, чтобы взведенная тряской деревянная бомба прилетела в толпу и разорвалась с ужасающим грохотом и неисчислимым количеством острой дубовой щепы. Стоило отгреметь первому взрыву и первым раненным огласить пристань криками боли и ужаса, как утро вмиг потеряло безмятежную прелесть. Дождавшись сигнала, из крепостных башен гулко рявкнули гакавницы,[19] им вторили пищали защитников Далибожа. Не успел пороховой дым развеяться над округой, как с борта чайки последовал новый залп, потом второй и третий. Засевшие на корабле сечевики не тратили времени даром, а оставшиеся там бочки не были простым антуражем. Часть из них, стоявшая у бортов, служила баррикадой, из-за которой велся огонь, в прочих же находилось загодя приготовленное оружие. Залп следовал за залпом, не давая полякам опомниться, чтобы изготовиться к обороне. Когда же из леса, развернувшись в лаву,[20] ударили пять сотен верховых, сметая все на своем пути, паника в лагере Стамбрусского достигла апогея. Казалось, никто уже не помышлял отразить врага, по-прежнему еще довольно малочисленного. Единственное, что занимало вчерашних храбрецов, – это непреодолимое желание оказаться как можно дальше от места боя.
Отряд шляхты, охранявший подступы к Далибожу на противоположном
Днепровский байкак – речное (как правило, использовалось в бассейне Днепра) грузовое судно XV–XVIII вв., обычно двухмачтовое.
Гакавницы – тяжелые крепостные пищали, нечто среднее между ручным оружием и пушкой.
Лава – широкий и неглубокий строй кавалерийской атаки.