Скажи мне все. Камбрия Брокманн
– мол, стукнемся? – и заранее никогда не угадаешь. Я предпочла бы купить себе кофе сама.
Он придержал передо мной дверь в столовую, и я проскользнула внутрь, спеша уйти подальше, чтобы нам не пришлось продолжать разговор.
– Джон! – окликнул его кто-то со спины, и Джон-фанат-«Джайантс» отпустил дверь, позволив ей закрыться и разделить нас. Сам он при этом уже лениво пожимал руку другому парню, одновременно хлопая его по спине. Они походили на спортсменов, движения у них были изящные и точные, несмотря на легкую расхлябанность, ощущавшуюся в обоих. Голени у них были загорелыми только частично, граница загара была четко видна. «Американский футбол», – предположила я.
Я встала в очередь за информационными брошюрами для первокурсников, наблюдая за парнями через стеклянную дверь и гадая: познакомились ли они только что или на какой-нибудь игре, а может быть, были знакомы с детства? Было любопытно смотреть, как люди контактируют друг с другом, смотреть, как они решают – что сказать, что сделать? Первое впечатление – самое важное. Я считывала язык их тел, отмечала попытки выглядеть беспечными. Тоже попыталась расслабить плечи, но они застыли в постоянном напряжении.
Мы с Джоном встретились глазами, и его губы сложились в двусмысленную улыбочку, которую мне предстояло увидеть еще сотни раз. Он подмигнул, и я быстро отвернулась, притворяясь, будто не видела. Я предпочла бы оставаться незамеченной, но от матери унаследовала безупречную белую кожу и зеленые глаза, черты лица у меня были мягкие и правильные, и сколько бы я ни ела, тело мое оставалось худощавым. Техасское солнце подарило моим волосам золотистый оттенок, несмотря на мое желание быть безликой и безымянной.
Я отвернулась, но все еще чувствовала на себе его оценивающий взгляд. Смех Джона доносился до моего слуха, когда другие студенты входили в столовую, и обрывался, когда они закрывали дверь за собой.
Было в нем нечто знакомое – в том, как он улыбался, в том, как хотел сделать мне что-нибудь приятное, в цвете его кожи и волос. Сглотнув, я прогнала прочь это воспоминание.
– Те, с кем вы подружитесь в эту неделю, станут вашими друзьями на всю жизнь.
Я слушала девушку, выступавшую перед нами, но мои ноги зудели от желания двигаться. Я никогда не умела долго сидеть на одном месте и уже страшилась того, как долго будет тянуться вводное собрание. Я не понимала, почему мы просто не можем прочитать брошюру о Хоторне и пойти по своим делам. Я жаждала уроков, расписания, учебной рутины. Я надеялась, что нас не заставят выполнять упражнения для сплочения команды.
Девушка, сидевшая слева от меня, обдирала заусенцы. Я смотрела, как она указательным пальцем оттягивает воспаленную кожу на большом. Тянет, царапает, подцепляет. Она повторяла это до тех пор, пока кусочек кожи не шлепнулся на пол.
– По сути, просто не надо ужираться в хлам, ладно, народ? – сказала выступавшая перед нами девица. – Мы обычно называем это «приятно погудеть».
Несколько моих сотоварищей засмеялись. Я задумалась о том, что администрация,