Бессмертные. Джеймс Ганн
в кассе рядом со входной дверью.
Пару секунд после того, как широкая спина парня скрылась за дверью, лаборант смотрела ему вслед. Затем она снова пожала плечами, повернулась и положила упаковку с кровью на левую верхнюю полку холодильника.
Пакет необработанной крови, небольшая прозрачная упаковка может оказаться последним шансом для смертельно больного человека. Через несколько дней в ней начнется отмирание белых кровяных телец, ухудшится свертываемость. Благодаря охлаждению красные кровяные тельца, а точнее, некоторые из них, продержатся до трех недель. После этого кровь прогонят через сепаратор, чтобы получить плазму, если ранее из нее не выделяли эритроцитарную массу. Возможно, ее продадут частной компании для выделения из плазмы протеинов, которых в ней содержится свыше семидесяти. Например, сывороточный альбумин или гамма-глобулин…
Рыночная цена такого пакета 50 долларов. После проведения всех необходимых анализов ее поместят в правое отделение холодильника, на вторую полку сверху, с другими упаковками крови первой группы.
Но эта кровь явно выделялась из общей кучи. В ней было все то же, что и в обычной крови, однако кое-что делало ее уникальной. Никогда еще не существовало крови, подобной этой.
Пятьдесят долларов? А во сколько можно оценить жизнь?
Старик прожил уже восемьдесят лет. Его тело безвольно обмякло на жесткой больничной койке. Кондиционер работал так тихо, что тяжелое, неровное дыхание больного было слышно весьма отчетливо. Единственным движением в палате интенсивной терапии оставалось судорожное колыхание простыни, прикрывающей тело старика.
Жизнь еще теплилась в нем – но едва-едва. Помимо отпущенных среднестатистическому мужчине семидесяти, он умудрился протянуть еще десяток лет. И дело даже не в том, что его ждала смерть – кого она не ждет? Просто в его случае она уже стояла у изголовья.
Доктор Рассел Пирс задержал тонкое, иссохшее запястье больного в своей крепкой, полной сил ладони и посмотрел на мониторы, проверяя кровяное давление, работу сердца, пульс, уровень кислорода… Лицо Пирса, бледное, с четкими чертами, было сосредоточенно, а его темные глаза – спокойны.
Лицо старика, с желтоватой кожей и синюшно-серыми тенями на ней, казалось безжизненным. Морщинистая кожа обтягивала череп, как неудачно подобранная маска. Возможно, когда-то он был хорош собой; сейчас его глаза с темными, плотно закрытыми веками ввалились, губы вытянулись в узкую линию, а нос напоминал тонкий, изогнутый клюв.
Все старики похожи между собой так же, как похожи младенцы. Между младенчеством и старостью – двумя крайними точками – все люди разные, но в этих точках их как будто что-то роднит.
В процедурных кабинетах Пирс видел тысячи стариков, чаще всего неимущих, бездомных, грязных, подсевших на наркотики или алкоголь. Их подбирали на Норд-Сайд, когда они были настолько беспомощны, что не могли самостоятельно вылезти из своей коробки или мусорного бака. И вся разница между ними и его нынешним пациентом заключалась в том, что последний