Три четверти. Анна Красильщик
такие путчисты?
– Это люди, незаконно захватившие власть и пытавшиеся вернуть все обратно.
– Обратно куда?
– Назад, в прошлое.
– Когда в магазинах только пластмассовые лягушки и морская капуста и все любят Ленина?
– Вроде того.
– Это как-то не зыко.
– Я тоже так думаю.
Мы шли по улице, а на асфальте валялись обрывки обгоревшей бумаги и гильзы.
– Когда-нибудь это будет реликвией, – сказал папа.
– Что такое реликвия?
– Это такая вещь, которая ценна связанным с ней воспоминанием, и ее потом долго хранят. Может быть, даже всю жизнь.
Я подобрала несколько бумажек и засунула в карманы куртки. На площади стоял огромный воздушный шар. В корзину забирались люди. Вокруг ходили телевизионщики с камерами. Какой-то дядька совал всем микрофон и задавал вопросы. Я прошла несколько раз мимо камеры и многозначительно туда посмотрела. Вдруг мама с сестрой меня потом увидят по телевизору.
В тот день ярко светило солнце, а все люди на площади улыбались.
Потом я все-таки попросила папу объяснить, что произошло.
– Несколько людей решили, что они теперь будут править страной вместо президента. Они вступили в заговор и захватили Белый дом.
– Что такое Белый дом?
– Это место, где собираются депутаты и принимают важные решения.
– А почему показывали балет?
– Чтобы люди ничего не узнали и не вмешивались.
– А как они узнали?
– Ты же знаешь, что все тайное становится явным.
– И что было потом?
– Потом люди пришли к Белому дому и стали его защищать. Они не хотели, чтобы все вернулось обратно. И они отстояли Белый дом и своего президента.
– А балет плохой?
– Балет хороший, но лучше бы его не показывали.
Я так и не поняла, при чем тут балет. По-моему, страшное занудство.
– Пришли, – сказала мама, показывая на красное здание на холме.
Странная какая-то школа. В Старой школе было четыре этажа, в Новой только два, и не первый и второй, как можно подумать, а первый и четвертый. Учительница, которую знает мама, сказала, что на втором и третьем этажах работают стенографистки. Я спросила, что такое стенографистки, но мама на меня шикнула: учительница повела нас с первого этажа на четвертый. Я не успела сосчитать, сколько ступенек на лестнице, потому что она постоянно отвлекала меня разными скучными вопросами:
– Как ты училась в старой школе?
– Нормально.
– Скучаешь по друзьям?
– Не очень-то.
– А какой у тебя любимый урок?
Пока я мычала что-то нечленораздельное – вообще-то у меня нет любимого урока, – мы пришли на четвертый этаж. Я села на подоконник с независимым видом и стала разглядывать детей, которые с воплями носились по коридору.
Потом учительница показала наш будущий класс, в нем были белые стены и коричневая доска, мел на такой обычно плохо пишет или не пишет совсем. Она сказала, что в классе будет примерно десять человек