Речные заводи. Том 1. Най-ань Ши
в покое и больше не мешали ему спать. На следующий день они все же решили пойти к помощнику настоятеля и доложить ему о недостойном поведении нового брата. Но помощник стал их уговаривать:
– Ведь настоятель сказал нам, что когда-нибудь Чжи-шэнь достигнет высшего совершенства и никто из нас не сможет с ним сравниться. Ясно, что настоятель потворствует Чжи-шэню, и пока ничего с ним не поделаешь. Оставьте его в покое.
Монахи ушли восвояси.
А Лу Чжи-шэнь, видя, что его больше не тревожат, каждый вечер разваливался на скамье для самосозерцания и засыпал, раскинув руки и ноги. По ночам на весь монастырь разносился его громоподобный храп. Свои нужды он, к великому ужасу всех монахов, отправлял прямо позади храма и загадил все кругом.
Монастырские служки отправились к настоятелю и стали жаловаться:
– Лу Чжи-шэнь не соблюдает никаких приличий. Он ведет себя совсем не по-монашески! Как же можно держать такого человека в монастыре?
– Вздор! – сердито сказал им настоятель. – Мы не должны забывать нашего покровителя. Брат Чжи-шэнь исправится.
После этого никто больше не решался заговаривать о новом монахе.
Так прошло около пяти месяцев, в течение которых Лу Чжи-шэнь, сам того не замечая, постоянно нарушал спокойную жизнь монастыря на горе Утай. От длительного безделья его стали одолевать различные мысли. Однажды в начале зимы выдался прекрасный тихий день. Чжи-шэнь надел черную рясу, подвязался блестящим черным поясом, обулся в монашеские туфли и большими шагами вышел из монастыря, направляясь куда глаза глядят. Дойдя до беседки, расположенной на склоне горы, он сел на скамейку с высокой спинкой и задумался: «Что за никудышная жизнь! Раньше я каждый день пил хорошее вино, ел вкусную пищу, а теперь меня сделали монахом, и я уже начал сохнуть с голоду! Вот и Чжао что-то долго не присылает своих людей с провизией. Я уже ко всему потерял вкус! Достать бы где- нибудь вина, может быть, на душе стало бы полегче».
Только Лу Чжи-шэнь подумал об этом, как вдалеке увидел человека, который нес на коромысле две кадушки, закрытые крышками. В руках этот человек держал оловянный кувшин для подогревания вина. Подымаясь в гору, неизвестный распевал:
Где на склонах Цзюлишань
Был жестокий бой,
Старый меч нашел пастух
И унес с собой.
Легкий ветер пролетел
Над рекой Уцзян,
Поднял пенную волну,
Разогнал туман.
Словно юная Юй-цзи20
С песней проплыла,
От жестокого бавана
Навсегда ушла!
Сидя в беседке, Лу Чжи-шэнь поджидал, пока человек с ношей приблизится. А тот опустил кадушки на землю у самой беседки и остановился передохнуть.
– Послушай-ка, приятель! – обратился к нему Лу Чжи-шэнь. – Что это у тебя в кадушках?
– Доброе вино.
– Сколько возьмешь за кадушку? – спросил Чжи-шэнь.
Человек удивился:
– Ведь ты же монах! Верно, хочешь посмеяться надо мной?
– Буду я еще с
Юй-цзи – наложница правителя княжества Ци, Вэй-вана, баван – гегемон, узурпатор.