Бить будет Катберт. Пелам Вудхаус
не можешь путешествовать по воде на препятствии.
– Почему нет?
Простой вопрос поставил Артура в тупик.
– Почему? То есть как почему? Потому что нельзя! Вот почему.
– В правилах ничего не сказано, – заявил Ральф Бингем, – о том, что препятствие запрещено перемещать. Если можно его передвинуть, не сместив при этом положения мяча, двигай на здоровье. И вообще, что ты мелешь про препятствия? Кто может запретить мне кататься на лодке? Спроси любого доктора, он решительно одобрит утреннюю греблю. Я просто хочу переплыть через протоку, а если в лодке оказался мяч, то при чем здесь я? Главное – не смещать его и играть с того места, где он лежит. Или я не прав, что мяч играют с того места, где он лежит?
Мы признали, что прав.
– Вот и прекрасно, – сказал Ральф Бингем. – Не будем терять времени. Ждем вас в Вудфилде.
Мяч красиво пролетел над деревьями и скрылся где-то неподалеку от семнадцатой лунки. Мы с Артуром спустились с холма для второго удара.
Так уж устроена душа человека – даже будь вы совершенно равнодушны к исходу состязания, все равно болеете за кого-то. В начале этой затеи я был совершенно беспристрастен. Какая мне разница, кто выиграет? Жаль, что оба не могут проиграть. Но события развивались так, что мои симпатии целиком перешли на сторону Джукса. Не скажу, что Артур мне нравился. Мне претили его манеры, лицо, цвет галстука. И все же было что-то в упрямстве, с которым он шел к цели, несмотря на трудности. Немногие сохранили бы хладнокровие, столкнувшись на старте с такой хитростью, но Артур не опустил рук. Несмотря на все недостатки, он оказался настоящим гольфистом. В угрюмом молчании, за двадцать семь ударов, он выбил мяч через раф к шоссе и оттуда начал нелегкое путешествие.
Стояло прекрасное утро. Я ехал на велосипеде, отечески приглядывая за Артуром. Пожалуй, первый раз в жизни мне удалось по-настоящему оценить изысканные строки Кольриджа:
И плоская обыденность явлений
В рассветном озаренье представала…
И впрямь, все казалось таким таинственно прекрасным в прозрачном воздухе, даже пестрые бриджи Артура Джукса, которые я раньше терпеть не мог. Когда Артур наклонялся, чтобы выполнить очередной удар, солнце поблескивало на задней части его брюк, и была в этом какая-то радость и даже поэзия. В кустарнике вдоль дороги весело щебетали птицы, и от этакой благодати я тоже затянул было песню, но Артур раздраженно попросил меня умолкнуть. Он заявил, что вообще-то с удовольствием слушает, как другие подражают голосам домашних животных, но сейчас не время – я, мол, мешаю сосредоточиться. До Бэйсайда мы добрались молча, и вскоре подошли к отрезку дороги, ведущей к железнодорожной станции и спуску на Вудфилд.
Артур продвигался неплохо – удары были хоть и не очень длинные, зато прямые, а это куда важнее. После того как мы миновали Литтл-Хэдли, в нем взыграло честолюбие, и он решил ударить «медяшкой». Результат оказался катастрофическим: пятьдесят третий удар срезался, и мяч угодил в раф справа от дороги. Артуру пришлось потратить десять