Птицелов. Юлия Остапенко
сказал Марвин, принимая меч из рук кузнеца. Отступил на шаг, взмахнул пару раз, проверяя балансировку. В самом деле неплохо – не идеал, конечно, но на первое время сойдёт.
– Слушай, Уотер, – сказал он, продолжая равномерно рассекать лезвием воздух – вж-жих, вж-жих, песня, а не клинок. – А что, вы вправду зовёте короля Попрошайкой?
Он и сам не знал, зачем спросил, – должно быть, до сих пор не мог поверить. Но Уотер понял – через мгновение, и этого мгновения Марвину хватило. Лезвие вошло в шею кузнеца легко, словно в снег, перерубив кадык. Марвин схватил кузнеца за лямку кожаного передника и придержал, не дав завалиться навзничь. Грузное тело осело на наковальню.
– Нельзя так, Уотер, – тихо сказал Марвин, тщательно вытирая клинок о рубаху кузнеца. – Нельзя так про законного монарха, грешно.
Когда на лезвии не осталось крови, Марвин закинул клинок плашмя на плечо и, выйдя из палатки, зашагал к южному краю лагеря. Развивающиеся на ветру стяги с гербом герцогини Пальмеронской виднелись уже совсем недалеко – рукой подать.
У него было не более минуты, прежде чем болтавшиеся рядом с тентом наёмники заметят труп и поднимут крик.
Выход из лагеря охраняли двое зевающих патрульных. На Марвина они покосились, но ничего не сказали. Похоже, им было велено внимательнее следить за теми, кто входит в лагерь, а не за теми, кто его покидает. И как только дезертиров ловят…
Он успел пройти от границы лагеря с полсотни шагов, когда услышал позади приглушённый крик. Тогда рванул с места – лес, густой чёрный лес Предплечья был рядом, на склоне холма; склоны здесь пологие, а снегопада не случалось давно, и старый снег успел сойти, только кое-где на палой листве запеклась белёсая корка инея.
Марвин кинулся напролом через заросли, рубя ветки на ходу, потом, углубившись в лес шагов на сто и прорвавшись на небольшую поляну, бросился назад, тем же путём, старательно ступая по только что порубленным ветвям – к огромному поваленному дубу с раскидистой сетью корней, нависших над мелким песчаным обрывом. Забрался под корень, едва ли не в середину ствола, так глубоко, как мог. Подмороженное дерево пахло гнилью, из сердцевины свисали мокрые клочья мха. Марвин стиснул зубы, вжался спиной в слизкую древесину, покрепче упёрся ногами во вросшие в землю корни.
Ищите теперь.
«До вечера отсижусь, – подумал он, глядя на ползущее к зениту солнце. – Гадко тут, но лучше не рисковать».
Он попытался представить лицо Лукаса, когда тот узнает – и не смог.
«На сей раз победа за мной, мессер», – подумал Марвин, но эта мысль отчего-то не принесла ему облегчения.
– Ну что, теперь ты доволен? – злорадно бросил Ойрек.
Лукас пожал плечами.
– Говорил я, сделает он из тебя дурака!
– Ойрек, что ты надрываешься? – спокойно отозвался Лукас. – Пропил уже свои пять сотен, что ли?
– Я-то нет, а вот ты – со всех сторон в дураках!
– Пусть эта мысль тебя утешит.
Ойрек хмуро взглянул на него и ничего не сказал. Он полагал, что Лукас должен слюной исходить