Платформа. Мишель Уэльбек
мысль, если только он не предавался размышлениям о бренности всего сущего, что неизменно производит впечатление глубины и многозначительности. У входа в бунгало я пожелал Лионелю спокойной ночи. Воздух гудел от насекомых, я был уверен, что не сомкну глаз.
Я открыл дверь и зажег свечу, смирившись с тем, что придется коротать ночь за чтением «Фирмы». Москиты устремились ко мне, некоторые сжигали крылья в пламени свечи, и трупы их тонули в расплавленном воске; но ни один не садился на меня. А ведь я был по самую кожу наполнен вкусной и питательной кровью; однако они разворачивались, не долетев, поскольку натыкались на барьер из запаха диметилпероксида карбида, с чем и поздравляю лабораторию «Рош-Никола», создавшую «Пять из пяти: тропик». Я задул свечу, зажег снова, наблюдая за балетом гнусных крохотных летательных аппаратиков, роившихся вокруг меня. За перегородкой тихо похрапывал Лионель. Я поднялся, положил новую пластинку мелиссы и пошел помочиться. В полу ванной комнаты зияла круглая дыра, под ней текла река. Слышалось журчание воды, плескались рыбы, а уж что там на глубине – лучше и не думать. Когда я ложился, Лионель принялся с шумом выпускать кишечные газы. Я от души за него порадовался:
– Молодец парень! Как говаривал Мартин Лютер, пукать в собственный спальный мешок – ни с чем не сравнимое удовольствие!
Мой голос в ночи, смешивающийся с журчанием реки и гулом москитов, звучал странно. Звуки реального мира сами по себе причиняют боль.
– Имеющий уши да слышит! – вопил я в темноте.
Лионель перевернулся, глухо заворчал, не просыпаясь. Мне ничего не оставалось, как принять еще дозу снотворного.
8
Река несла вниз по течению пучки травы. В джунглях, подернутых утренней дымкой, пробуждались птицы. Прямо на юге, у выхода из долины, вырисовывались вдалеке причудливые контуры бирманских гор. Такие горы, синеватые, округлые и одновременно изрезанные уступами, я уже видел прежде – возможно, в пейзажах итальянских примитивов{ Этим термином обозначают итальянских живописцев XIV и XV вв.}, когда лицеистом ходил в музей. Никто из группы еще не вставал, и жара еще не началась. Спал я хуже некуда.
После вечернего кризиса за столами установилась атмосфера относительного благодушия. Жозетт и Рене проснулись в хорошей форме, экологи же, напротив, едва стояли на ногах и вид имели плачевный. Пролетарии старшего поколения ценят комфорт и не скрывают этого, но, сталкиваясь с его отсутствием, проявляют гораздо больше выносливости, нежели их дети, будь они хоть трижды экологами. Эрик и Сильви всю ночь не сомкнули глаз; Сильви вдобавок вся покрылась красными волдырями.
– Москиты меня полюбили, – горько усмехнулась она.
– У меня есть крем, снимающий зуд. Хотите? Замечательно помогает. Могу принести.
– Благодарю, вы очень любезны, но давайте сначала выпьем кофе.
Кофе подали отвратительный, жидкий, пить невозможно: как видно, в этом отношении здесь придерживались американских норм. Эрик с супругой сникли