Антарес. Владимир Иванов
свое согласие. Диктатор издал последний вздох и медленно, с достоинством, завалился на бок. Его час тоже пришел.
Я осмотрелась вокруг. На площади стали собираться люди, смотрящие на меня с надеждой. И тогда стало ясно, что я не смогу остаться. Никто не может распоряжаться жизнью и смертью. Я могу править этим миром с данной мне властью, но больше всего на свете хотела бы, чтобы родители были со мной. Вся власть, все богатства этого мира были совсем не важны. Каждый, кто погиб на этой войне от моих или чьих-то других рук был отцом, братом, другом… Слеза скатилась по моей щеке и упала на брусчатку, где вдруг пробился маленький цветок. Я взмахнула рукой, и вся площадь пошла трещинами, из которых стремительно появлялись ростки, на глазах становившиеся прекрасными цветами.
Обернувшись, я увидела, как радостно бегают дети, словно никакой войны и совсем не было. Я была такой совсем недавно, но смерть, принесенная войной, разрушила мой маленький детский мир, заставив увидеть все ужасы и нести их самой… Пусть люди помнят, пусть знают, как нужно беречь свой такой маленький мир.
Я больше не боялась себя. Мой дар мог помочь людям в любом виде. Какой смысл страшиться таких бесконечных возможностей? Нужно направить их в помощь всем, кому она требуется. Сколько сейчас страдает от болезней, находясь на пороге смерти? Сколько живой природы было уничтожено человеческим родом? В моих силах было установить баланс.
Я развернулась и посмотрела на прекрасный рассвет. Пора в путь, новая жизнь ждет впереди…
Вдохновение
Он со вздохом опустил тяжелый кофр на пол и осмотрел коридор вокруг себя, пытаясь понять, все ли взял. Гитара, мобильный, немного денег, ключи от квартиры… Чего-то не хватало. Он почесал двухдневную щетину и задумчиво посмотрел в зеркало. На него посмотрел молодой человек, которому борода накидывала пару лет к уже существующим двадцати двум. Он был одет неброско и удобно: джинсы, пиджак, свободная рубашка навыпуск. От повседневного образа его отличала только шляпа, на манер гангстера сдвинутая чуть набок, и полосатый шарф, завязанный в красивый узел. Эти два аксессуара придавали ему немного шарма и просто согревали в уже прохладные вечера, когда ветер перестал быть теплым и приятным.
Чуть нахмурившись, он снова задумался. Было что-то такое, что надо было запомнить, но оно все равно выпало из головы. Он последовательно перебрал в голове все, что ему потребовалась, и вдруг нужный образ вспыхнул яркой мыслью. Ну конечно! Как можно было забыть!
Он вернулся в свою спальню, где со стола взял небольшую вещицу, называемую каподастром. Она была незаменимым помощником в некоторых песнях и мелодиях, приготовленных для сегодняшнего дня, так как позволяла менять тональности, не переделывая при этом все тело произведения. Один раз, играя не дома, он уже его забыл, и тогда список исполнения пришлось порядком сократить, потому что на ходу переделывать целые песни он не мог, а играть их в другой тональности, в которой они не были