Всё рифмуется. Галина Маркус
наслаждаясь, сатана:
кто разделён – его покорен власти.
Хоть до небес не выросла стена,
но истина разодрана на части…
Гиз отомстить, конечно, был бы рад
за все свои любовные печали,
но Медичи, но твой тщедушный брат
елей и мёд на свадьбе источали!
Ведь наш союз, средь смуты и войны, —
вершина Золотого Ренессанса,
спасение и веры, и страны —
не может быть двух истин… и двух Франций.
А снилось: реки крови – в воды рек
текли, и покраснела за ночь Сена.
Женою католичку я нарек,
но ныне – даже в Лувре нет спасенья.
То ужас был! Ворвался в спальню люд,
Я пал ничком, занёс приклад убийца…
Марго, Марго, прекрасная, молю,
скажи, тебе подобное не снится?
Признайся – для кошмара нет причин?
И магией любви на ниве счастья
свершится чудо…
– Генрих, помолчи!
Сюда идут! Скорее – прячься, прячься!
Послесловие к «Мастер и Маргарита»
Разве это счастливый исход?
Дальше – вечность. И вечна тоска.
Позади – и роман, и полёт.
Да, покой… всё, что в сердце живёт
не удастся уже расплескать.
Но к чему устремляется дух
в этой жизни? К кому воззовём
мы в страданьях и в радостях? Глух
тот покой. Свет лампадки потух,
и никто нам не явится в нём.
Для кого и о чём будет стих?
Слушать музыку? Гений в ней жив,
если Света божественный лик
в человечье творенье проник,
как история древняя – в миф.
Звать к Нему – назначение муз!
Что осталось? Земная любовь
в царстве духа, вне органов чувств?
Мир вдвоём – удивительно пуст
в повтореньях обманчивых снов…
Раз живая Любовь – не со мной,
всё не через Него и не в Нём,
что зовётся тогда добротой,
милосердием? Страшный покой…
Что не дарено – то мы крадём.
Разве нужен мне домик и сад?
Ни свечей, ни друзей не хочу.
Рай без Бога – всего только ад…
Нет, не Мастер, а Понтий Пилат
счастлив, с Ним уходя по лучу.
Люди с тёмными глазами
Перед ними беспомощны полностью мы,
и теряем слова, и теряемся сами.
Но приходят с какой-то иной стороны
люди с тусклыми тёмными, злыми глазами.
Они бродят средь нас, они смотрят на нас,
словно видят насквозь, и мы им не по нраву.
А на дне их бездонных таинственных глаз
есть неведомый яд, колдовская отрава.
И отводим мы взгляд, натыкаясь на них,
но умеют вылавливать нас зеркалами.
И тогда – пролезает в мой сон и в мой стих
кто-то с тёмными, злыми… моими! глазами.