Подстреленный телефон. Мария Фомальгаут
кивает, резко, отрывисто:
– Да… да.
Хочу отозваться – это не ко мне, он обрывает меня:
– Да вы подождите говорить Это не ко мне, подождите…
Чего мне ждать, думаю я, чего тут ждать…
– И думать, чего вам ждать, тоже подождите… понимаете… она приходит убить меня.
Мысленно поправляю – наверное, хотел сказать, приходила.
– …нет, я не хотел сказать – приходила. Приходит. Каждый вечер.
А полиция, думаю я.
– …нет, не надо в полицию.
А что так, – я успеваю подумать, но опять же не сказать.
– …эта женщина… – начинаю я…
– …моя женщина.
– Ваша?
Мы любим друг друга.
То есть, я люблю.
Она тоже любит, только не помнит об этом, вернее, еще не знает. Она приходит каждый вечер – еще не помнит, что мы любим друг друга, и мне приходится напоминать, как мы брали экипаж, и летели на нем в никуда, останавливались в старинных городках, ночевали в комнатках, таких крохотных, что они могли уместиться на ладони, а на рассвете в полях собирали звезды, нападавшие за ночь. А потом потихоньку пришла зима, и нужно было что-то делать, как-то обустраиваться, денег хватило только на комнатку под самой крышей, а на дом не хватило, и правда, это странно смотрелось, комнатка под крышей, парящая в пустоте…
Она этого не помнит.
Когда она приходит убить меня – она этого не помнит.
Я напоминаю.
Нет, не словами, – тут надо слишком много слов, я бы не успел словами, я вонзаю память в её разум, как стрелу в мишень, как нож в масло, – она вздрагивает, осененная внезапным воспоминанием, она начинает понимать, она снимает военную форму, в которую её обрядили те, кто её сюда послал, и мы устраиваемся на постели, и мечтаем, как возьмем экипаж, и полетим на нем в никуда, а экипаж будет хлопать крыльями, рассекая высокое небо. А потом подкрадется зима, и, может, схватит кого-нибудь из нас, но мы отобьемся, обязательно отобьемся, и купим чердак под самой крышей, который будет парить в воздухе…
…на рассвете они убьют её.
Спохватятся, что она не убила меня – и убьют её.
Правильнее говорить – отключат.
Но я говорю – убьют.
На рассвете.
Каждый раз я вижу, как она распадается в прах, каждый раз я верю, что она снова придет вечером.
Она приходит.
Чтобы меня убить.
Она еще не помнит…
Осторожно откашливаюсь:
– А из-за чего, собственно, вас…
Он выставляет руки ладонями вперед:
– Давайте не будем об этом, ладно?
Хочу напомнить о профессиональной тайне – не напоминаю, чувствую, что здесь это бесполезно.
– …так причина вашей вражды с ними…
– …это наша причина.
И что вы от меня хотите, думаю я.
– Думаете, что я от вас хочу… понимаете… я возвращаю ей память…
Меня передергивает, я наконец-то спохватываюсь:
– Вы даете ей воспоминания о будущем… но это невозможно, ведь будущего еще нет!
– Вот