Парадокс близнецов. Светлана Еремеева
это блаженная или юродивая, – объяснил Гудул. – Девоны обычно передают слова духов или умерших. Когда-то она была учительницей азербайджанской литературы, у нее были муж и сын, но все погибли во время войны. С тех пор она бродит по дорогам между Арменией, Ираном и Азербайджаном. Иногда возвращается в Шуши.
Алекс открыла дверцу, вышла из машины, подождала, пока проедут несколько встречных авто, и подошла к женщине. Она обратилась к девоне по-армянски, но та, остановившись, ответила по-азербайджански, что не понимает ее. Перейдя на азербайджанский, Алекс пригласила странницу сесть в машину и предложила подвезти туда, куда ей нужно. Женщина поблагодарила и приняла приглашение. Сев в машину, она сказала, что едет к сыну, и попросила высадить ее на подъезде к Гейдарабаду. Там даже сворачивать не придется – место, куда она направлялась, находилось прямо рядом с дорогой, ведущей в Гейдарабад. Изложив эту достаточно рациональную информацию, девона, переменившись в лице и словно утратив связь с реальностью, совершенно неожиданно сказала:
– «Лучше не было бы пира, многолюдного базара, чтоб с Юсифом не встречалась Зулейха на этом рынке…»
Алекс удивилась, а Гудул посмотрел на женщину одновременно с болью и благоговением. В Азербайджане, как и в Таджикистане, Узбекистане, Туркмении и некоторых других странах Средней и Передней Азии, девону почитали как человека Аллаха. К таким людям приходят видения, они могут говорить с умершими, перевоплощаться в дух ушедшего из нашего мира человека. Эта же девона практически на все вопросы, которые задавала Алекс, отвечала стихами, например такими:
– «Лучше б и меня не стало, и тебя, о мир двуликий, Боже, да не будет в мире сердца в путах, в тайном крике…»
Когда же Алекс спросила, давно ли та не виделась с сыном, помня о том, что Гудул рассказал о его гибели, девона ответила:
– «Мой сын, разлуки злой огонь вздымается во мне. Душа, как слабый мотылёк, горит на том огне…»
Алекс сначала не поняла, не уловила, но затем стала узнавать стихи поэтессы и художницы Хуршидбану Натаван из «Цветочной тетради» и «Стихов сыну», которые она очень любила, но знала лишь в переводах на русский и английский. А теперь она слышала их на азербайджанском. Точнее, это был азербайджанский язык второй половины XIX века, насыщенный риторическими фигурами, эпитетами, сравнениями.
– «О, как туманна жизнь моя, как дни мои длинны! Не вижу солнечного дня и молодой луны…»
Алекс молча слушала, не желая тревожить таинственную странницу расспросами, ей хотелось окунуться в чарующий мир поэзии, своей сутью связанной с этим удивительно красивым краем садов, мечетей, гробниц и неприступных крепостей. Они проезжали мимо крошечных сел, гор и долин, голубовато-серая лента Аракса то появлялась, то исчезала за деревьями и камнями. Наконец почти на подъезде к Гейдарабаду девона попросила остановиться. Алекс увидела большое