Парадокс близнецов. Светлана Еремеева
либо сразу сбивали. Пути на воздушных картах обеих зон были тесно переплетены и представляли собой сложнейшую паутину, ведь обе Зоны охватывали практически все страны мира, и запутаться в этих хитросплетениях было очень легко. Однако все транспортные средства были снабжены первоклассной системой управления и навигации, поэтому инциденты происходили крайне редко и в основном были намеренными или провокационными.
Алекс смотрела в иллюминатор, внизу проплывали греческие острова: какие-то входили в Зону старых ценностей, какие-то – в Зону толерантности. Затем следовали Албания, Македония. Затем беспилотник брал немного влево и уходил в сторону Италии, так как дальше, в горах, начиналась обширная Зона отчуждения. В это место во времена Большой войны попала одна из четырех ядерных бомб. Небо над зоной было закрыто, проход на территорию строго запрещен. Это место превратилось в жуткий памятник человеческому страданию и боли, могилу для сотен тысяч людей. Мороз пробегал по коже только от сознания того, что Зона отчуждения была где-то здесь, совсем близко.
Алекс показалось, что она слышит людские крики, плач и стоны. Она вспоминала маму и отца, которым не было суждено состариться. Их дом утопал в цветах, на столе стояли источающие дивный аромат яблочные и ягодные пироги, остывал чай, разлитый в белые чашки. Там кот терся о ее щеку, а Ник гладил ее по голове. Там все смеялись. А потом вдруг, в одно мгновение, все исчезло. Погрузилось в вечный мрак. Алекс опять вспомнила тот страшный день. Мама в окне… Бомба… Она и Ник сидят одни на дороге перед домом…
Затем самолет снова повернул направо. Внизу проплывали Босния и Герцеговина, Хорватия, Словения, Австрия, промелькнули коричневые и зеленые крыши монастырей, церквей и крепостей Зальцбурга. Наконец за цепью альпийских гор показались города Германии – Розенхайм, Гроскаролиненфельд, Аслинг. Самолет приблизился к Мюнхену и приготовился сесть в аэропорту Франца-Йозефа Штрауса.
В Мюнхене Дэна и Алекс уже поджидал их последний проводник. Это была пожилая женщина, которая проживала в Кохель-ам-Зее, недалеко от альтенхайма. Звали ее фрау Вероника Гринвельд, она была наполовину русская, наполовину немка, из семьи ортодоксальных католиков. Мать Вероники, фрау Елена Гринвельд, в девичества Розова, когда выходила замуж, приняла католичество и настолько глубоко погрузилась в религию, что вошла в историю Католической Германии как знаменитый миссионер и проповедник, а также как один из основных политических деятелей Германии, поспособствовавших созданию Зоны старых ценностей. О ней знали даже в Зоне толерантности. Вероника же не унаследовала от родителей столь горячей любви к миссионерскому делу, она еще задолго до войны стала актрисой того же берлинского театра, где некогда служил Гюнтер Бах. После раздела Германии на Толерантную зону и Зону старых ценностей она перебралась в свой старый дом в Баварии,