Раскольники. Константин Шахматский
скука.
***
На следующее утро, прибыв в правление что-то около 10-ти, Салтыков сел писать рапорт о проделанной ревизии в Глазове. Прочие рапорты он отправлял почтою, только лишь последним был вынужден задержаться. Поэтому писал нынче.
Ситуация складывалась не из легких: получалось так, что в уездном городе Глазове воровали все, кроме, пожалуй, городничего Виктора Фелициановича. Все, от исправника Ергина до начальника инвалидной команды Диденко или винного пристава Щетенева. И все свои изыскания чиновник теперь истово выкладывал на бумагу, никого не жалея, не задумываясь о последствиях.
Где-то посередине его прервали. В кабинет ворвался коллежский Лапников и со сбившимся придыханием сообщил некую новость, ибо знал, что она покажется Михаилу интересной. Чиновники, можно сказать, дружили, а иногда засиживались за картами, поэтому о причинах многих терзаний советника губернатора коллежский асессор был прекрасно осведомлен.
– Ты знаешь, – сходу выпалил он, – некий господин Пащенко назначен к нам управляющим палатой имуществ! Сам он здесь еще не появлялся, но достоверно известно, что карьеру начинал в Петербурге. Как и ты. И вообще, наши поговаривают, что сей господин имеет отношение к…
Лапников осекся.
– Нужели? – оторвался от рапорта Салтыков, – И как звать этого Пащенко?
– Константин Львович.
Салтыков покачал головой:
– Н-н-нет, не знаком… Но, ты-то откуда знаешь?
– Так все говорят… – развел руками проныра.
– Ах, да! – кивнул Михаил, продолжая работу, – Ладно. Сейчас некогда мне. Рапорт, вот, закончу, и сам к тебе зайду. Тогда и поговорим.
– Точно зайдешь?
– Точно-точно. А сейчас поди, …поди прочь. Не мешай.
Лапников вышел, а Салтыков на секунду задумался: Чиновник из Петербурга – значит есть общие знакомые. Ежели есть знакомые, значит могут дать рекомендации. Но что означает это двусмысленное «имеет отношение к»? Уж не масон ли? В любом случае, надобно самому расспросить Драверта и срочно писать в Петербург брату Дмитрию, – может он знает? Да, и сегодня же вечером – в клуб.
***
Вечером Салтыков отдыхал в благородном собрании на улице Спасской. Отдыхали, по обыкновению, за картами. Компания для игры подобралась подходящая: все тот же учитель гимназии Тиховидов, вожделевший партии накануне, сослуживцы Драверт и Федосеев…
Допивали последнюю мадейру из старых запасов клуба, а Тиховидов беспрестанно повторял, сокрушаясь прекращением поставок оной продукции:
– Вот, ведь, господа, какая напасть приключилась с этими заграничными виноградниками!
– Да что за напасть? – спрашивали его.
– А мучнистая роса! И ведь ничем ее, заразу, не выведешь.
– Так надобно купоросом ее, купоросом! – советовал кто-то.
– Нет уж, дудки! – не соглашался учитель, – Только серой, господа, исключительно серой!
– Тиховидов, –