Неуловимая бестия. Константин Шахматский
от Михаила писем, сообщая далее очень важные для девушки новости. Лиза писала, что сейчас с маменькой и сестрою гостит у своих родственников в Москве, и что после Владимира здесь чувствуется здесь разница, буквально, во всем. И все здесь по-другому. И народу в златоглавой полно. Настолько полно, что дважды за день одно и то же лицо невозможно встретить. Что обыватели не так одеваются, как во Владимире, а много проще и, в то же время, более по моде. А еще по-другому говорят. И в церкву ходят раз в неделю, будто для галочки. Впрочем, писала она, к этому можно привыкнуть. Еще писала Лиза, что ждет от него, Михаила, какого-нибудь подарочка, и что подарок этот можно было бы выслать к ней в Москву, так как здесь они будут гостить еще месяц или два. Писала еще, что они с маменькой, забавы ради, присматривали фасоны свадебных платьев, которые можно пошить здесь же, с последующей подгонкою…
– Гришка, подлец! – крикнул Салтыков, бросив письмо, – Дай еще рассолу!
Камердинер, недовольно ворча что его отвлекают, вновь поплелся в сарай, где стояла бочка с оставшимися с зимы огурцами.
– Нет, ты видал? – говорил Михаил оставшемуся рядом Платону, – Подарочек ей надо! Свадебные платья они примеряют!
Платон пожимал плечами:
– Барышни…
– Безголовые курицы, – вот что я тебе скажу о всех женщинах!
Старик покачал головою, будто бы разделяя мнение хозяина, но ничего не сказал.
– Стоит только раз пойти им навстречу, и они уже думают, что могут править тобою, как вздумается.
– Вот-вот, – проворчал Григорий, появившись с ковшиком рассола в руках, – А я всегда говорил: от баб только беды.
– Поэтому ты с ними не связываешься?
Барин взял холодный ковш и жадно припал губами к его краешку, забыв про слабое горло.
Оставив Платону денег на хозяйство из выданных прогонных, Салтыков уехал к вечеру, наказав Григорию шибко не пить. Уехал злой. Еще бы: впереди ответственные дела, и тут такие переживания. Скорее прочь отсюда! Да пропадите вы пропадом!
Глава вторая
Конец марта 1855 года. Город Казань
Далеко за полночь в ворота дома купца 3-й гильдии Трофима Тихоновича Щедрина постучали. А именно, неистово заколотили эфесами сабель два усатых городовых, заслоняя широкими спинами господ в штатском. Заслоняемые темнотою, – чиновники особых поручений Салтыков и Мельников, – большие авторитеты по вопросам раскольничества.
А всей честной компании, движимой служебным рвением и поручением совещательного комитета, страсть как хотелось узнать во всех малейших деталях о делах тайных и явных (в основном, конечно же, тайных), зажиточного купца—раскольника Щедрина.
По наводке Анания Ситникова, а так же полученных в ходе следствия сведений о поездке к данному лжеепископу Щедрину на исповедь сарапульских старообрядцев, господа следователи предвкушали нынче же ночью с головою погрузиться в пучину самых неприглядных тайн раскольнического мира, а ежели