Ловушка для Золушки. Себастьян Жапризо
Каждый день! Хватит с меня!
– Ведите себя благоразумно, мумия.
– Не называйте меня так!
– Прошу вас, успокойтесь!
Я подняла руку, огромный гипсовый кулак. В тот вечер, по их словам, у меня случился «кризис». Прибежала медсестра. Мне снова привязали руки. Доктор Дулен стоял передо мной, прислонившись к стене, и смотрел на меня в упор с обидой и возмущением.
Я орала, сама не понимая, на кого я злюсь – на него или на себя. Мне сделали укол. Я видела, как пришли другие сестры и врачи. Кажется, тогда я впервые по-настоящему задумалась о том, как выгляжу.
Я словно воспринимала себя глазами тех, кто на меня смотрит, будто я раздвоилась в этой белой палате, на этой белой кровати. Бесформенное существо с тремя отверстиями, уродливое, истошно вопящее, стыд и позор. Я выла от ужаса.
Доктор Динн приходил ко мне все следующие дни и разговаривал со мной как с пятилетней девочкой, ужасно избалованной и весьма несносной, которую нужно защищать от самой себя.
– Еще одно такое представление, и я не отвечаю за то, что мы увидим, сняв повязки. Тогда пеняйте только на себя.
Доктор Дулен не приходил целую бесконечную неделю. Я сама несколько раз требовала, чтобы он заглянул ко мне. Сестра-сиделка, которой наверняка досталось после моего «кризиса», еле-еле отвечала на мои вопросы. Она отвязывала мне руки на два часа в день и все эти два часа не сводила с меня подозрительного и недовольного взгляда.
– Это вы здесь дежурите, когда я сплю?
– Нет.
– А кто?
– Другая.
– Я хочу видеть отца.
– Вам еще нельзя.
– Я хочу видеть доктора Дулена.
– Доктор Динн больше не разрешает.
– Расскажите мне что-нибудь.
– Что именно?
– Не важно. Поговорите со мной.
– Это запрещено.
Я смотрела на ее большие руки, которые казались мне красивыми и успокаивающими. Она почувствовала мой взгляд и, кажется, смутилась.
– Перестаньте следить за мной.
– Это как раз вы за мной следите.
– Приходится.
– Сколько вам лет?
– Сорок шесть.
– А сколько времени я здесь?
– Семь недель.
– И все эти семь недель вы ко мне приставлены?
– Да. Хватит, мадемуазель.
– А как я себя вела в первые дни?
– Вы не двигались.
– Я бредила?
– Бывало.
– И что я говорила?
– Ничего интересного.
– Ну что, например?
– Я уже не помню.
В конце следующей недели, показавшейся мне целой вечностью, в палату вошел доктор Дулен с коробкой под мышкой. На нем был мокрый плащ, который он не снял. В оконные стекла рядом с кроватью стучал дождь.
Он подошел, слегка коснулся, как обычно, моего плеча, произнес:
– Добрый день, мумия.
– Я давно вас жду.
– Знаю, – сказал он. – Я даже получил подарок.
Он объяснил,