В ожидании августа. Юрий Михайлов
как в шарашкиной конторе". Посмотрел на француза, он начал мёрзнуть, мелко дрожать: пальто-пиджак – выше задницы, перчаток нет, вельветовые брюки в дудочку не закрывают голые лодыжки ног. Вот, бедолага, ещё повезло, что кроссовки – утеплённые, с массивной толстой подошвой. Присели на гранитный бордюр фонтана, я сказал по-французски:
– Дыши, Марсель, хорошо дыши. Сейчас пройдём круг по скверу, проветримся и тогда – домой. А пока посиди минутку, не падай, мне надо позвонить…
Набрал домашний телефон бабы Тани, она стала плохо слышать, долго не снимала трубку, хотя громкость я лично ставил на всю катушку. Наконец, раздался почти металлический, похожий на устаревшего робота, голос:
– Алло, вас слушают.
– Ба, это я… Александр, как официально ты зовёшь меня по телефону… Тут такое дело: сегодня меня не жди на ночь, французы устроили вечер знакомств, официальный переводчик ушёл, остался я один с языком, просто беда, все говорят или по-русски, или по-английски. И никто по-ихнему…
– Не шути так, Саша, ты – студент лучшего в стране университета, это ко многому обязывает…
– Да я шутю… Знаю-знаю, не обижайся, ба, утром позвоню, скажу, когда приеду… Будет скучно или вдруг что-то, не дай бог, не так, набирай мобильник, у меня всегда включён.
– Я приготовила борщ, домашние котлеты… – упорно продолжала монолог бабушка, будто, не слыша меня.
– Ба! Пощади, есть хочу, как из пушки, котлет хочу и борща!
– И, пожалуйста, не выпивай! Твой нервный срыв может повториться, даже с безобидной рюмки, тогда ты не сможешь управлять эмоциями, сынок…
Я понимаю корректную в выражениях бабушку, но она-то волнуется, видимо, не зря: за пять последних лет мама дважды лежала в клинике. И только нам известно, что это – уже край, которому предшествовали недели, а то и месяцы "пития". Я-то привык ко всему, выкручивался, как мог. А каково было Дашке: последний раз отец положил мать в "богодельню" при монастыре, когда дочери исполнилось десять лет. Я не раз говорил ему: "Давай, пока ты возишься с мамой, мы переедем к бабе Тане". "Ну, что ты, сынок, она старосоветская, не поймёт, да и здоровье у неё не то", – думал, она не знает о нашей беде. Знала баба Таня да и дед Николай, наверное, знал, но молчали, боялись обидеть нас, надеялись, что семья справится общими силами. Не справилась…
– Да-да, я всё помню, ба. Целую тебя и спасибо, за заботу…
Она всегда первая кладёт трубку, так ей легче прощаться со мной, когда остаётся одна в старой, уже обветшалой квартире, хотя я регулярно, раз в квартал, заказываю службу, появляются сноровистые тётки и буквально вылизывают все комнаты и кухню, кроме кабинета деда Коли. Это святое место, пыль вытирает сама хозяйка, иногда столетним пылесосом "Урал" я чищу ковёр и прикроватные коврики. Так уж получилось, что именно к бабушке Тане пять лет назад из столичной частной клиники, где я провалялся пару месяцев, привёз меня отец. И все годы до поступления в университет я жил с ней, учился в соседней с нами языковой (французский – английский)