О себе (сборник). Эдвард Радзинский
значит: друзья моих врагов – ваши враги.
И захохотал. Я не понял тогда, что это был грозный смех.
Вскоре звоню Ливанову. Спрашиваю обычное:
– Как дела?
Он отвечает:
– Как у ореха между дверьми…
И это было правдой. Уже на следующий же день после того, как Ливанов стал руководителем постановки, добрая половина знаменитых мхатовцев, тех, кто после читки так славили мою пьесу, стали ее врагами. Это были враги Ливанова. Но другая часть (не менее знаменитые и даже те, кто не был на читке) стали ее преданными друзьями. Излишне объяснять – они были сторонниками Ливанова.
Такова была все та же знаменитая «сердечная ненависть» мхатовцев друг к другу.
И уже вскоре директор МХАТа с постоянно печальными глазами (телец на заклание) сообщил, что ему позвонили из самой «Правды». В наш главный печатный орган пришло коллективное письмо, клеймившее вредную пьесу «Чуть-чуть о женщине» и подписанное множеством народных артистов. Но прошло немного времени, и в той же «Правде» лежало другое письмо с не менее знаменитыми фамилиями – уже за пьесу…
Страсти накалялись.
МХАТ на линии огня
Все это время я ходил на спектакли великого МХАТа. На сцене шли возобновления воистину бессмертных спектаклей, но… поставленных (увы!) много лет назад. В них играли все те же великие актеры. Но теперь совокупный возраст трех сестер в чеховской пьесе заставлял вспоминать даты из истории до отмены крепостного права. В «Ревизоре» Городничиху играла Ольга Николаевна Андровская. Эта обольстительная в прошлом «гранд-кокет» в весьма игривой мизансцене выбрасывала многолетние ноги, соблазняя Хлестакова…
На все это глядели главные зрители балкона – дети. Их привозили смотреть классику, но главное – заполнять мхатовский балкон.
Так вновь я встретился с юными зрителями, когда-то сгубившими «Мечту мою Индию!».
Как и положено, новое поколение оказалось куда опаснее своих старших братьев. Они изобрели увлекательнейшее и очень спортивное занятие. Во время спектаклей (которые казались им нестерпимо скучными) стреляли из рогаток в несчастных артистов.
Часть сцены перед оркестровой ямой была превращена в беспощадную линию огня… Вот Хлестаков опрометчиво приблизился к рампе – и тотчас, легонько взвизгнув, хватается за зад и стремительно удаляется в глубь сцены. Досталось и забывчивой Городничихе – и вот уже старая дама быстро семенит прочь от опасной рампы, держась за то же место. Счастливый шепот на балконе:
– Два – ноль в пользу «Спартака»!
А вот и Бобчинский с Добчинским получили свое. Согласно бессмертной мизансцене, придуманной то ли Немировичем то ли Станиславским тысячу лет назад, им следовало быть около ужасной рампы. И оказались несчастные на линии огня, и… уже опрометью несутся назад!
– А я их с оттяжечкой, – делится опытом маленький негодяй.
Постепенно все актеры оттеснены и держатся за нанесенные раны.
– Атас! – разносится веселый шепот.
Это вошел