Детство золотое. Отсутствует
там очень. Пожалуй, нынче и цыплят у нас не будет.
– Ах, старуха, не до тебя… Дела по горло. Ужо сделаем всё. Повремени! – И никто ничего не делал. Не знала Агафья, кого ей просить о своих птенцах: хозяева были далеко, да и писать она не умела.
Вылупились цыплята у кур, у индюшек, у двух пав. Рада старуха. Милы её сердцу эти пискливые шарики. Всю жизнь, такую долгую, она жила для них.
Вот и теперь, что сделала из своей каморки? Всех туда отогреваться поочерёдно с матками носит, рублеными яйцами, творогом, хлебом кормит.
– Семён Петрович, надо бы творожку побольше, особливо пыркам (молодые индюшата). Пырки – птица нежная. Овса не любят. Надо бы творожку. Цыплята пропадать станут.
– Помилуй, старуха, да ты нас разоришь! Давно ли тебе мешок овса да ведро творогу дали? Этак не напасёшься на твоих птиц!
– Я вашего творогу, батюшка, и в рот не беру. А птицы много, корм им надо хороший…
– Отстань, отстань, старуха! Не до тебя.
Разгневанная, со слезами уходила бабушка Агафья в свою каморку. Навстречу ей под ноги бросались птенчики.
– Что же мне делать с вами? Ах, вы мои горемычные! Ах, желанные!
Старуха разваривала им овёс, но птички неохотно клевали его.
А весна продолжала стоять холодная и дождливая. Плохой корм да холода сказывались: цыплята стали пропадать один за другим.
Немного уже осталось индюшат: худые, несчастные, с вылезшими перьями. Едва покажется Агафья, так и бросаются к ней, около ног увиваются, жалобно пищат, всякий поймёт, что голодны, – есть просят.
Рассердилась совсем бабушка Агафья, пошла к управляющему и ещё издали ему кричит:
– Сердца в тебе нет, что ли, сударь? Птица с голоду околевает, а у вас толку не добьёшься, корму не выпросишь.
– Ведь я велел тебе, старуха овса дать.
– Не едят пыренятки овса.
Управляющий даже не взглянул на неё, сел на беговые дрожки и уехал.
– Изныло моё сердце… Просто не смотреть бы на всё… Брошу всё и уйду, – разговаривала сама с собой бабушка Агафья и плелась в свою каморку. Индюшата опять к ней под ноги, так и пищат.
Посмотрела она на них, постояла, подумала… Жаль голодных. Махнула рукой и полезла под печку, там в углу достала узелок, развернула: всё это у неё приготовлено к смерти: рубашка новая, платок на голову, коленкору пять аршин на саван и три рубля деньгами на похороны.
Старые люди в деревнях всегда так поступают.
Вот они – три рубля: один бумажный, два серебром, лежат в коробочке; деньги на прощанье дала графиня, а коробочку давно подарила маленькая графинюшка. Прибежала она тогда на птичий двор, тряхнула белокурыми кудрями и, подавая коробочку, сказала: «Возьми Агафья, себе для булавок. Смотри, тут курочки нарисованы, а это ты их кормишь».
Смотрит бабушка Агафья на коробочку. А слёзы одна за другой так и капают из старческих глаз.
– Хорошее, давно прошедшее время…
А голодные индюшата тут около неё вьются, жалобно пищат.
Достала