Уроки французского. Повести и рассказы. Валентин Распутин
землю солнечные лучи. От них старухе сразу сделалось теплее, и она прошептала:
– Господи…
Старуха слышала, как загудела корова, но не стала кричать Надю: пускай привыкает подниматься сама, а она всё равно не жилец на этом свете. Да и Люсю, если кричать, недолго разбудить; Люся в своём городе приучилась спать по утрам, ну и пускай спит, ей подниматься некуда. Она сидела и слушала, как одевается Надя, потом туда и обратно взвизгнула дверь, и опять всё стихло, но старуха знала, что теперь изба – как поставленная на печку посудина с варевом, которое вот-вот заходит-заговорит.
И верно, кто-то зашлёпал – Нинка. На улицу она сейчас, конечно, не пойдёт, а горшок здесь, у старухи под кроватью. Старуха выгнулась и сильным шёпотом позвала Нинку. Та сонно присеменила, с закрытыми глазами опросталась и полезла на старухину кровать – так бывало и раньше, Нинка любила по утрам прибегать к бабушке, но сейчас старуха готова была плакать, что ещё одна радость, которая выпадала ей в жизни, не оставила её. Нинка всё же помнила, где она, потому что сквозь сон пробормотала:
– Вот ты умрёшь, я всегда буду здесь спать.
– И спи, и спи, – счастливо шептала старуха, подтыкая под неё одеяло. – Здесь тебе возле печки теплей будет, а то и правда – скоро зима. Здесь ты, как у Христа за пазухой, сберегёшься и горюшка знать не будешь. Ой ты, холёсенькая ты моя! Как большая, всё понимает.
Изба после Нинки опять примолкла, но на улице чем дальше, тем становилось звонче, и старуха прислушалась, узнавая, чья ревёт скотина и кто из хозяек сегодня залежался. Она ждала, когда подаст голос Миронихина корова, после этого, натужась, можно будет услыхать и Мирониху: та вечно, как доить, лихоматом кричит на неё. Что это за корова, если она не стоит на месте, охота Миронихе ездить за ней со своим сиденьем по двору да надрывать голос? Долго ли обменять на другую? Или уж она сама не может без этого?
Нет, ни Мирониху, ни её корову было не слыхать, будто они враз, та и другая, не дождались сегодняшнего дня. А ну как правда? Где же бы она вчера выдюжила, не пришла? Одна живёт, никто не досмотрит. Старуха тянула голову, чтобы увидать Миронихину дверь, но глаза доставали только до крыши, а оторвать себя от кровати она боялась и со вздохом осаживала обратно.
Пялясь на улицу, старуха пропустила, когда вошла Варвара, и вздрогнула от её голоса.
– Сидишь, чё ли? – не ждала Варвара.
Испуг у старухи прошёл, она похвалилась:
– Дак видишь, сидю.
– А тебе сидеть-то можно ли?
– У кого я буду спрашивать, можно ли, нельзя? Сяла и сидю. – Старуха обиделась, что Варвара не понимает, что для неё значит сидеть.
– Смотри не упади.
– Не присбирывай. Я пошто упаду-то? Упасть дак я бы без тебя давно упала, а то сидю.
– Это тебя Нинка, поди, с кровати-то согнала?
– Никто меня не сгонял, не говори здря. Я ишо до её сяла.
Глаза у Варвары со сна смотрели плохо, волосы на голове скатались. Зевая, она сказала:
– Чё-то во сне видала, а чё, заспала,