След молнии. Ребекка Роанхорс
ее по мискам. Каша густая и студенистая. Он втыкает в нее ложку, и та остается стоять вертикально. Я тянусь к ложке, но он останавливает мою руку.
– Ну-ка, погоди!
Хихикая и пританцовывая нелепую джигу, он лезет в кухонный шкаф и преподносит мне еще один сюрприз. Сахар. Я не видела сахар уже много лет. Конечно, я употребляю шалфейный мед, но старый добрый тростниковый сахар – как во времена, предшествовавшие приходу Большой Воды? Сказать, что я удивлена, – это ничего не сказать. Я так и замираю с открытым ртом.
Он смеется.
– Муха в рот залетит, – шутит он со счастливой улыбкой. – Ты тоже любишь кофе с сахарком?
Люблю ли я? Да я даже не знаю, что это такое. Вообще не могу вспомнить, каков кофе с сахаром на вкус.
– Только кашу, – решаю я подстраховаться. Кофе такой вкусный, что я расстроюсь, если сахар его испортит.
Он сыплет столовую ложку сахара в синюю кукурузную кашу[28]. Я немедленно размешиваю ее и ем. Сахар тает на моем языке так сладко, что даже начинают ныть зубы. Идеальное дополнение к слегка ореховому вкусу кукурузы. Просто чудесно.
– Где ты все это достал?
– Мне подарили.
– Подарок что надо! И кто этот друг?
– Не друг. Родственник. Мой внук.
Понятно. Вот, значит, кто его таинственный гость.
– Он приехал из Бурке.
Он произносит это слово как «Буур-ке», с длинным раскатистым «у». Я знаю это место. Город в ста милях к востоку от Стены. Когда-то его называли Альбукерке, но после беспорядков от него мало что осталось. Частично сохранившийся город, частичное название. Вполне справедливо. Я слышала, что это очень плохое место. Дикая страна, сотрясаемая межрасовыми войнами и страдающая от гнета водных баронов. Нерешаемые проблемы с беженцами.
Я съедаю еще одну ложку каши. Делаю еще один глоток кофе, и наконец мы оба начинаем завтракать. Раздается только стук ложек о борта мисок да прихлебывание из кружек. Впервые за долгое время я чувствую расслабление в теле. Знакомый уютный хоган, теплый кофе с землистым привкусом. На минуту я забываю о чудовищах, о мертвых маленьких девочках, об одиноких трейлерах, и жизнь становится почти идеальной.
– Ну что, ты общаешься с Нейзгани? – спрашивает Тах.
Идеальное разбивается вдребезги. Аппетит вдруг пропадает, и я откладываю ложку в сторону.
– Нейзгани ушел. Ты забыл?
Тах фыркает.
– Такие упрямые. Вы оба. Я думал, он уже вернулся.
Наверное, сахар и кофеин попали в мою кровь слишком быстро, поскольку руки вдруг начинают дрожать. Я покрепче обхватываю ладонями кружку и делаю вид, будто внимательно изучаю поверхность стола, за которым мы сидим. Но на самом деле я смотрю на дешевую «Формику», облупившуюся по краям, и пытаюсь сообразить, что ему ответить. Но в голову ничего умного не лезет, и я решаю просто следовать фактам.
– Прошел почти год, Тах. Я не думаю, что он вернется.
– Не вернется? – Он издает горлом звук, вероятно, означающий недоверие. – А вот я так думать не могу. Тем более сказать.
Синяя кукуруза, или, как еще ее называют, кукуруза хопи (выведена индейским племенем хопи, проживающим в резервации на северо-востоке Аризоны), представляет собой разновидность кукурузы, выращиваемой на севере Мексики и юго-западе США. Растение имеет долгую историю использования: не только в качестве еды, но и как краситель пищевых продуктов и напитков, а также как сырье для ферментированного алкогольного напитка чича морада.