Субъект. Часть четвертая. Андрей Но
в истории. Я решил углубиться в прошлое. И опять, не успев даже подумать о возможных трудностях в попытках отрегулировать свой путь в извивающейся вермишели мелких явлений, я тут же оказался там, где надо. Точнее, там, где должен быть, если полагаться на правильное истолкование моих желаний этим всемогущим гидом из параллельных миров.
Озираясь в поисках цели моего межпространственного прыжка, я пришел к выводу, что в этот раз нахожусь посреди торговой площади. При этом наводняли ее личности не столь галантной наружности и поведения, которое было присуще поэту и кругу лиц, в котором он пребывал. Я с недоумением вглядывался в угрюмых людей, в грязные окна, сквозь деревянные стены бараков, но так и не увидел знакомого лица.
Уже почти потеряв всякую надежду отыскать поэта, я решил плюнуть на эту сомнительную задачу и попытаться найти выход из этого места, из этого времени, из этого состояния, хотя бы для начала вернуться в ту злополучную квартиру, с которой все началось, но тут мое внимание приковал некий субъект. С самого моего появления здесь, он сидел буквально у носа и штопал грязный сапог. Его лицо было нездешнего, смуглого оттенка, а нос широким, приплюснутым, как у африканца. И все же, в этих грубых и не обремененных интеллектом чертах лица чем-то отдавало несостоявшимся поэтом. Быть не может. Это, походу, и был Пушкин, но уже в другом проявлении его генотипа. Соответственно, он никогда и не писал ничего и, по сути, был никем и ничем. Курчавый негр поднял уставшие глаза и уставился куда-то в пространство, в дебрях которого был локализован я. Меня он, конечно же, не видел. Глянув напоследок на его испещренное морщинками и складками лицо, я вновь нырнул в спутанный клубок из параллельных миров.
А это уже становилось интересно. Продираясь сквозь бесчисленные альтернативы, напоминающие выпотрошенные магнитные ленты из кассет, я акцентировал свое желание на том, что предотвратило бы именно смертоносный конфликт, но никак не формирование самой личности, результат становления которой, собственно, и придавал мне мотивацию отсрочить ее смерть.
Декорации сменились. Застывшие фигуры сгруппировались вокруг какого-то события. Царила тишина, однако, атмосфера была перенасыщена каким-то невесомым, но, в то же время, тяжелым продуктом эмоциональных реакций, что являл собой общую черту всех людей, что собрались здесь. Послойно охватив всю территорию, я подтвердил свои догадки о похоронной церемонии. С облегчением заметив знакомую фигуру среди присутствующих, я исключил, что хоронят поэта. Рядом с ним стоял его противник. Между ними не чувствовалось никакого напряжения. Все их внимание и переживания были направлены к трупу какой-то женщины, что смирно лежал в толще взрыхленной земли в центре круга скорбящих.
Кажется, данный инцидент нейтрализовал напряжение между этими двумя, а значит, альтернатива найдена. Как бы теперь ее поставить на замену истинному ходу явлений… Ответ не заставил себя ждать.
По наитию, я ухватил все доступное мне пространство недоступным