Русские тайны немецкого Висбадена. Светлана Арро
кто изучал историю русского духовенства и русской философии, подменённой в атеистические времена марксизмом-ленинизмом, громко иногда называемым философией. После 70-ти лет этой подмены в конце 80-х годов оказалось, что подобная тема близка и дорога многим серьёзным учёным. Никак себя к ним не причисляя, я сообразила свою тему для выступления на конференции, которая была мне интересна по своей философско-литературной тематике, и позволила бы, как я задумала, оказаться где-то недалеко от дочери, пытаться её увидеть.
Поглощение ахматовской темой подсказало формулировку для доклада на религиозно-духовной конференции: «А в Оптиной мне больше не бывать…». Строка из стихотворения Анны Ахматовой «Предыстория», первой из шести «Северных элегий». Каждому, знакомому с творчеством Ахматовой, очевидно, что она поэт не просто одухотворённый, но глубинно духовный и религиозный. Готовясь к докладу, я пришла в Духовную Академию на приём к ректору, им был тогда отец Владимир (Сорокин), он благословил меня на работу после беседы со мной. Около трёх месяцев я посещала библиотеку Духовной Академии в Александро-Невской Лавре. Это было громадное счастье и удовольствие! Особенно, если учесть, что был Великий пост 1990 года, и меня приглашали в трапезную, где подавали глубокую миску с вкусно приготовленной гречневой кашей и кисель. А кругом бесшумно сновали или сидели с той же кашей за длинными столами молодые будущие священники в подрясниках и их наставники в рясах.
Окончательное название моего доклада звучало так: «А в Оптиной мне больше не бывать… Анна Ахматова. Её символ веры и религиозная символика». Ректор Академии сказал мне, что знает об итальянской конференции, и от академии едет в Италию архимандрит Августин (Никитин), сам провёл меня в библиотеку, где представил сначала библиотекарю, а потом познакомил с архимандритом Августином, оказавшимся симпатичным молодым человеком. В начале апреля 1990 года несколько человек из Ленинграда (уже шли активные переговоры и стихийные митинги о возвращении имени города) под старшинством и руководством литературоведа профессора Леонида Долгополова отправились самолётом в итальянский университетский город Бергамо (ударение, кстати, на первом слоге, в отличие от неверного оперного). На таможенном досмотре со мной случился казус. У всех в руках были легкие сумки или просто портфели, у меня же была большая и тяжёлая сумка, в которой находились коробки с тюбиками отличных ленинградских акварельных красок, доставаемых по блату. Мы проходили по общему списку, который был в руках Долгополова. Никого, кроме меня, не досматривали. Мою большую сумку, которую держал в руках один из наших литераторов, таможенник попросил открыть. С удивлением увидел содержимое, спросил: – Что это, зачем? Я говорю: – Знакомые художники просили (это о моей дочери, знакомой художнице). Долгополов нашёлся и сказал: – Знаете, она у нас немножко не в себе, всем помогает. Таможенник засмеялся, и дал отмашку: – Проходите. Мужчины подхватили мою сумку. У них вопросов не было.
Потом