Жизнь как она есть. Объяснение в любви. Владимир Троекуров
земной женой.
Гуляя со Светланой по скверу, Борис снова попытался разговорить ее, вернуть их отношениям прежний веселый и непринужденный тон. Когда он начал было оживленно рассуждать об их будущей жизни, Светлана вдруг оборвала его вопросом:
– А почему ты думаешь, что мы будем жить вместе? Может быть, я еще и не выйду за тебя замуж.
Борис осекся. Внутри у него все помертвело. Он стоял как оглушенный внезапным взрывом. Прежняя, уже позабытая тоска, черной точкой родившись в душе, густой тьмою стала опять заполнять ее все шире и шире, пока не заполнила всю без остатка. Был поздний вечер. Рядом шумел Невский проспект. Ходили какие-то люди. Сверкали огни. Но для него в этом сыром, холодном городе больше никогда не взойдет солнце. «Завтра» никогда не настанет. Его не будет. Оно бессмысленно, ненужно. Он смотрел на Светлану. Строгие глаза и сведенные брови контрастировали с мягким овалом лица. В легких сумерках светилось ее легкое бирюзовое платье, красиво обтекавшее крутые бедра и оставлявшее обнаженными белые руки и шею, которые минуту назад влекли его к себе, обещая взаимные негу и счастье… Но теперь что-то чужое, холодное появилось в ее облике. Лицо стало непроницаемым, как маска, каким оно было тогда в Новгороде, до их знакомства. «Может быть, я еще и не выйду за тебя…» – звучало у него в ушах, как эхо от выстрела в горном ущелье.
Он, как сомнамбула, вошел в портик собора и бессильно прислонился к колонне. Светлана встала рядом.
– Как же мы тогда будем жить? – тихо спросил он, не глядя на нее.
– Не знаю, – резко ответила Светлана.
Надежда на жизнь умерла. Говорить стало не о чем. Гулять бессмысленно. Надо было возвращаться в гостиницу. Они сели в электричку и поехали назад в Петродворец, чтобы там молча разойтись по своим гостиничным номерам до утра.
Вечером следующего дня по их личной программе они должны были идти в оперу на «Риголетто». Когда-то Императорский Мариинский театр, а ныне «имени С.М. Кирова» встретил их обычной суетой и шумом.
«Зачем я здесь?» – спрашивал себя Борис, глядя на стоящую перед зеркалом Светлану и других девушек, поправлявших прически, пока кавалеры терпеливо ожидали их в сторонке. «Светлане я безразличен, а до других нет дела мне. Тогда зачем мне все это? Ради чего? Ради надежды на ее жалость?»
Борис покорно ходил за Светланой по фойе, пока звонок не позвал всех в зал. Они прошли на свои места на правом балконе. Наконец свет погас, поднялся занавес и действие началось…
«Смейся, паяц, над разбитой любовью…» Подлый герой-любовник, обманутая им, но преданная своему любимому девушка, решившаяся ценой своей жизни спасти его от смерти. Несчастный отец, мстящий за дочь светскому развратнику и по неведению сам убивающий ее… Эти трагедии слились с личной драмой Бориса, и потому все представление он сильно страдал. Для него это была самая мучительная и трагичная опера в мире. Иногда он украдкой взглядывал на напряженный профиль сидящей рядом Светланы. Лицо ее было строго и прекрасно. Знакомо и