Жизнь как она есть. Объяснение в любви. Владимир Троекуров
обычного…
Он очнулся там же, где и сидел во время застолья. Открыл глаза и понял, что проспал почти весь вечер, откинувшись головой на спинку дивана. Вокруг продолжалась веселая вечеринка. Кто-то танцевал, кто-то оживленно разговаривал, шутил, смеялся… Он пошел в ванную комнату, чтобы холодной водой смыть с себя одурь сонного забытья. «Спасенья нет ни в чем: ни в забытьи, ни в пьянстве. На жизнь я обречен глухим ее коварством…» – думал он, глядя на бегущую из крана воду. Пробуждение сознания и возвращение к жизни означали возвращение к тем же проклятым неразрешимым вопросам.
Истина иллюзии
Надо было во что-то или в кого-то верить, как-то жить, а не мучиться. Дело в том, что, будучи убежденным атеистом, Борис тем не менее имел веру. Он вырос на романтике революции и Гражданской войны, почитал классиков марксизма-ленинизма и героев революции… Хотя Борис не был членом партии и страдал душой от лицемерных коммунистов и лицемерной компартии, он искренне верил в идеалы коммунизма, в возможность построения справедливого общества и осуществления всеобщего счастья (пусть не в ближайшем будущем и даже не при его жизни). Учение Маркса и Ленина было для него истинным и потому всесильным. Правда, смерть в нем побеждалась лишь условно, символически, в виде мумифицирования вождей и в благодарной памяти далеких потомков. Иногда Бориса посещала смущающая мысль о странном пристрастии компартий к бальзамированию своих генсеков (Ленин, Г. Димитров, Хо Ши Мин, Сухэ-Батор). Что-то в этом было сродни древним религиозным ритуалам, а не диамату и истмату12.
Осторожные намеки знакомых на теневые стороны советской истории Борис поначалу с возмущением отвергал как клевету «вражьих голосов». Он с горячностью юного всезнайки спорил с собственной матерью, рассказывавшей ему, как в ее родной деревне проходило раскулачивание и коллективизация и какие пьяницы, и лодыри на самом деле входили в сельские комбеды13, романтизированные советской историографией. Но, в конце концов, кризис все же настиг его. Копившиеся годами факты фальши официальной пропаганды и лжи официальной истории сделали свое дело. Жизнь его надломилась, когда он стал узнавать правду обо всем ужасе революционного лихолетья и сталинских репрессий. Это была полная духовная катастрофа. Мир для него перевернулся… По вечерам, поначалу таясь даже от Светланы, он читал книги, привезенные из-за границы или вышедшие в самиздате, за распространение которых тогда еще лишали «осознанной необходимости» и отправляли по этапу в отдаленные места Советского Союза. По ночам ему снились мучительные кошмары о тысячах невинно убиенных жертв революции, Гражданской войны, коллективизации, массовых репрессий, ему виделись списки на ликвидацию, подписанные партийными вождями…
На какое-то время Борис стал, как он сам себя называл, «благочестивым безбожником». В то время он любил парадоксы. Он рассуждал о вере и боге. Своей вере и своем боге. День ото дня он делал записи в своей