Интервью с дураками. Надежда Вилько
мои покрывались новыми ожогами, но учились двигаться быстрее и точнее. Леонардо показывал мои шедевры приятелям, заходившим в мастерскую, и уговаривал отца разрешить ему взять меня с собой в июле в Мурано.
Но в июле самолет, на котором родители возвращались из Швейцарии, попал в грозу над Атлантикой и не долетел до аэродрома. Оба они погибли в катастрофе.
II. Долины Разлуки
Я сидел на жестком табурете в мастерской, мне было очень холодно. Я глядел на стеклянное дерево, которое хотел подарить матери. Изумрудные листья его переплетались у основания с аметистовыми и синими вьюнками. Как долго и тщательно добивался я верного баланса и точного цвета, особенно того аметистового, ее любимого. Я не плакал; бессильный гнев душил меня и не находил выхода. «Почему они? Почему именно они?» – ожесточенно повторял я, глядя на мое бессмысленное, жалкое, никому не нужное дерево.
Как хорошо, что оно было таким хрупким и, упав, взорвалось множеством сверкающих осколков, когда медленно и равнодушно моя рука передвинула его к самому краю стола и дальше. Если бы так же легко можно было разбить всё!
– Алекс, – тихо позвал Леонардо. Я не заметил, как он вошел.
– Это мое дерево, я сам сделал его, и я его не хочу! – сказал я.
– Конечно, твое, – подтвердил Леонардо.
– И я не поеду в Мурано! Потому что я не хочу… – но я не мог объяснить ему, чего не хочу; всё вызывало во мне отвращение. Я не хотел… всего.
Леонардо молча ждал, глядя не на меня, а на осколки стеклянного дерева.
– Ты не хочешь, чтобы они были мертвы, – сказал он и поднял на меня печальные спокойные глаза.
Я молчал.
Он подошел и положил руки мне на плечи. Какими теплыми были его руки!
– Почему они? – вырвалось у меня. – Почему именно они?
Старый Леонардо чуть заметно покивал, признавая справедливость моего вопроса, но ответил как-то странно:
– Be in good cheer – no man is immortal![5]
И я заплакал.
– Никто не бессмертен, мой мальчик, – пробормотал он и крепко прижал меня к себе. – Никто…
Мы оба пребывали в уверенности, что я останусь жить с Леонардо, и часто впоследствии я думал об этой несостоявшейся жизни вместе.
Из Берна через посольство меня затребовала сестра моей матери, тетя Ада, которую я видел три раза в жизни и почти не помнил, и через полгода административных проволочек я улетел в Швейцарию.
Последнюю неделю перед отъездом я плохо спал. Просыпаясь среди ночи, я слышал, что Леонардо тоже не спит, бродит по дому, стучит клавишами старой пишущей машинки в гостиной, заваривает на кухне кофе.
Утро моего отлета выдалось солнечное. Стоял конец января, и накануне выпал снег. Я глядел на белый пустырь за окном и молчал, потому что в горле застрял огромный, мешающий дышать комок.
– Не вешай носа, – подбодрил меня Леонардо. – Ты приедешь сюда на каникулы, я уже договорился с Адой. И я знаю, какой подарок приготовить
Не падай духом – бессмертных людей нет (