Смерть на курорте. Расследование кровавых преступлений в одном мистическом городе, которого нет на карте. Тарас Бурмистров
мешало работе его воображения, он давно уже замечал это. Как только Лунин пытался раскрепостить сознание, оно выбрасывало несколько случайных картинок и замирало. Когда он пробовал продвинуться дальше, то чувствовал боль, причем источник ее был непонятен. Воображение при этом останавливалось, так что нельзя было вызвать перед глазами даже самый простой образ, не имеющий отношения ни к литературе, ни к философии.
Лекарство тут было простейшее – нужно было лишь немного времени. Лунин всегда интересовался техниками воздействия на психику, и вот как раз подвернулся отличный случай, чтобы пустить их в ход.
Главное было при этом – не вмешиваться в работу сознания, а позволить мыслям течь как бы самим собой. Что оттуда всплыло бы, из глубин памяти, то и всплыло – на бумагу все легло бы отлично, в этом он был просто уверен. Великому искусству неоткуда было взяться, кроме как из глубоких слоев психики, тут нужна была только длительная работа, чтобы освоиться со своими воспоминаниями. И потом привыкнуть к ним, научиться с ними обращаться.
Сконцентрировав внимание на своем отсутствии из своего же ума (большого успеха это никогда не имело, но нельзя было оставлять попытки), Лунин прошелся по пляжу, заодно любуясь волнами, никуда не торопясь и стараясь погрузиться в сосредоточение как можно глубже. Прогулка, как обычно, доставляла ему острое удовольствие. Летние кафе были заколочены досками, что давало ощущение исчезновения людей из этого мира, а что там происходило дальше, в городе – его не касалось.
За речушкой, через которую был перекинут деревянный мостик, начинались сосновые заросли, тянувшиеся вдоль всей песчаной полоски у моря. В сочетании с дюнами это производило прекрасный эффект. Волны накатывали на берег, вынося кое-где рыбьи и птичьи скелеты и пустые створки раковин.
Медитация проходила отлично, с каждым шагом Лунин все больше погружался в странный мир, где реальность была подкрашена смутными воспоминаниями. Ум его грезил как бы сам собой, без участия логики и сознания – смешивая краски, настроения, вдруг всплывавшие в памяти поэтические и философские отрывки, и давние нереализованные желания и побуждения.
Во всем этом была какая-то магия – что-то совсем не относящееся к этому миру, в котором жило большинство людей, скучному, трезвому, серому и будничному. Лунин подумывал уже о том, не зайти ли ему в одно из немногих открытых кафе на берегу и взять еще пива – это позволило бы ему снять легкий страх, который всегда появлялся во время таких упражнений, – и продвинуться глубже.
Выбросив пустую банку в деревянный ящик для мусора (граффити на нем гласило «Ты просто животное»), Лунин огляделся вокруг и увидел неподалеку дощатый ресторанчик, как будто сползший слегка в море с одного края – видимо, это были последствия ночного шторма. Сев за столик в плетеное кресло и с удовольствием отхлебнув из запотевшего бокала, он почти не замечал происходящего, целиком уйдя в свои мысли.
Как должна строиться такая работа, он понимал очень хорошо.