Записки профессора. Ю. П. Петров
(один из них, Гена Егоров, дослужился потом до адмирала и командовал эскадрой), а меньшая часть, в том числе и я, поступили в Высшее военно-морское училище им. Ф. З. Дзержинского, расположенное в центре Ленинграда, в Главном адмиралтействе «под шпилем». Я поступил на электротехнический факультет. Это было в сентябре 1948 года, училище только что отпраздновало тогда своё 150-летие, и я участвовал в уборке праздничного оформления со шпиля Адмиралтейства. С удивлением я убедился тогда, что золотой шпиль внутри деревянный, сложен из мощных дубовых брёвен, а снаружи – обит позолоченной жестью. В 1948 году эта жесть была вся как решето, была покрыта сотнями пробоин от осколков снарядов минувшей войны. Потом между собой мы часто сравнивали морскую жизнь с адмиралтейским шпилем: снаружи она красивая, позолоченная, а внутри – довольно дубовая.
Впрочем, в первые полгода нашего пребывания в училище мы застали ещё нормальные порядки, спокойные уважительные и товарищеские взаимоотношения, характерные в то время для флота. Перелом наступил в 1949 году, когда по всей стране, а в военных училищах, конечно, раньше всего и усердней всего стали «закручивать гайки», искоренять «вольный флотский дух». Увеличили число часов строевой подготовки, командиры стали не говорить, а «рычать», по каждому поводу нас стали лишать увольнения, т. е. не пускать никуда из училища даже и по воскресеньям. Стали проводить комсомольские и партийные собрания с идентичными повестками дня: «о повышении боевой и политической подготовки». На этих собраниях звучало только одно: «мы должны поднять, укрепить и усилить дисциплину. Министр обороны отдал приказ № 172 об укреплении и усилении. Мы должны все свои силы отдать на выполнение приказа министра № 172. Вопросы есть?» Мне пришла в голову страшная мысль, и я робко поднял руку: «Есть вопрос – ведь приказ № 172, наверное, не последний. Будет и приказ № 173. Если мы все свои силы отдадим приказу № 172, то какими же силами мы выполним приказ № 173?» В ответ начальство издало нечленораздельный, но грозный «рык». Я после этого неосторожного вопроса (заданного просто по моей тогдашней наивности) попал в число нелюбимых начальством, и доставалось мне несколько больше, чем остальным.
Затем пронеслась кампания проверки родственников. Те, у кого обнаруживались родственники за границей или в лагерях, отчислились из училища и шли матросами на флот. Один курсант, которого уже решили отчислить и услать на 5 лет на флот, в последний день достал где-то боевой патрон и застрелился из своей винтовки. После этого случая наши ротные винтовки стали запирать под замок. Бывало и другое: одного из моих однокурсников вызвали на комиссию и там ему заявили: «Вы скрыли в анкете, что ваш дядя находится в Греции». Он ответил: «Я дядю никогда не видел, а отец сказал мне, что его старший брат давно умер». Ответ не помог, за «обман» при заполнении анкеты курсанта арестовали, увезли. Что было с ним дальше, я не знаю, но в училище он не вернулся. Затем оказались арестованными несколько профессоров нашего училища. Их книги, по которым