Серебряная дорога. Стина Джексон
смерти, а о войне особенно, когда над ним довлело собственное горе. Ноги побаливали, когда он поднялся.
– Спасибо за кофе, но сейчас мне пора идти.
– Здесь в лесах хватает таких, как я. Потерявших себя людей, не способных больше жить в нормальном мире. Твоя дочь, пожалуй, одна из нас. Может, она просто взяла паузу?
– Лине нравится наш мир.
– По-твоему, кто-то причинил ей зло?
– Она никогда не покинула бы нас по собственной воле. Я знаю это.
Мужчина проводил Лелле до входной двери, словно действительно не хотел отпускать его.
– Я буду иметь в виду твою дочь.
– Спасибо. За это я тебе очень благодарен.
– По моему опыту, прежде всего следует остерегаться улыбающихся людей.
– О чем ты?
– Я о тех, кто скалится без причины, обнажает зубы с целью расположить к себе. Именно в них прячется зло.
– Хорошо, я запомню это.
Лелле распахнул дверь, и Патте поднял руку, чтобы защитить глаза от яркого солнца.
– Я помогу тебе с поисками, – сказал он, – но я не в восторге от этого света.
– Понимаю. Он забирает силы.
Они обменялись рукопожатиями, но не произнесли больше ни слова. Прежде чем дверь закрылась, посмотрели друга на друга, как два человека, между которыми сложилось полное взаимопонимание. Разделявшее две усадьбы озеро выглядело черным, как лужа от масла. Лелле поспешил назад к машине. Его одолевало страстное желание убраться отсюда как можно скорее.
В выходные они нажрались вдвоем. У Торбьёрна покраснело лицо и развязался язык, он трещал о закрытой шахте, где его карьера закончилась крахом. Силье приготовила свиные котлеты и картофельную запеканку; стол сервировала тонким фарфором матери Торбьёрна. Он уплетал котлеты за обе щеки, а Силье просто сидела в торце стола и курила одну сигарету за другой. У нее появились черные круги под глазами, она пожаловалась, что потеряла аппетит из-за того, что здесь слишком жарко. У нее всегда находились оправдания. При взгляде на худые плечи матери Мея подумала о только что вылупившихся птенцах. Лямки бюстгальтера сваливались на руки.
– Тебе надо есть. Ты выглядишь как скелет.
– Не все такие прожорливые, как ты, Мея.
Правда колола матери глаза. Потеря аппетита стала для нее относительно новым явлением. Сначала она винила во всем таблетки – якобы из-за них ничего не лезло в горло. Но с таблетками было покончено. И она еще больше разозлилась, когда Мея заметила, что нельзя питаться одним красным вином.
Мея поднялась к себе. Лежала на узкой койке и смотрела на потолок, в ту точку, где сходились балки. Там болталась прозрачная паутина с засохшими комарами и мухами. Вот ведь, попались в сплетенную кем-то сеть… Пусть это были всего лишь мерзкие букашки, у нее защипало в глазах.
Скоро она услышала пыхтение матери этажом ниже, сначала тихое, потом звуки стали громче. Торбьёрн рычал, кровать скрипела. Могло показаться, что он убивал Силье. Мея зажала уши ладонями и перевела взгляд на верхушки сосен за окном.
Внезапно