Реконструкция Куликовской битвы. Параллели китайской и европейской истории. Глеб Носовский
не соответствовали ее статусу. Царский указ практически саботировался!
Видимо, прав был Ключевский, когда писал: «В тогдашней Москве к такому делу… не были готовы ни умы, ни документы». Значит, документы появились (были изготовлены?) позже. Недаром дьяк Кудрявцев ничего не мог найти. По-видимому, указ Алексея Михайловича и был тем толчком, который побудил начать изготовление документов, и поэтому в конце XVII века они уже появились. Ключевский так и пишет: «После там оказались очень пригодные для дела рукописи и документы».
Конечно, Ключевский говорит вроде бы лишь об источниках конца XVI – начала XVII века, то есть эпохи, непосредственно предшествующей царствованию Алексея Михайловича. И приходит к выводу, что документы этой эпохи появились уже после Алексея Михайловича. Но естественно предположить, что если комиссия не могла найти документов XVI–XVII веков, то тем хуже обстояло дело с более ранними эпохами. Например, возникает закономерный вопрос: существовал ли в эпоху дьяка Кудрявцева упомянутый выше «обширный летописный свод», описывавший историю, начиная от Владимира Мономаха, а также «Царственная Книга», описывающая время Грозного? Может быть, и они были написаны (или существенно отредактированы) уже после Кудрявцева?
По-видимому, здесь мы счастливым образом нащупываем самое начало создания подавляющего большинства русских летописей. А «Повесть временных лет» в то время, вероятно, даже не была еще написана (см. ниже). Сегодня очень трудно сказать, какие подлинные исторические свидетельства легли в основу всех этих будущих «древнейших» летописей. Конечно, такие свидетельства были, но, по-видимому, большинство из них до нас не дошло. Сегодня мы судим о русской истории доромановской эпохи, всматриваясь в нее сквозь искаженную призму хроник, написанных или отредактированных после дьяка Кудрявцева.
Забегая вперед, скажем, что до нас все же дошли кое-какие древние документы XV–XVI веков: акты, тексты договоров, печатные книги, церковные источники. Но из них встает совсем другая картина русской истории. Она сильно отличается от той, которая появилась на свет после указа Алексея Михайловича и работ историков XVIII века – Татищева, Байера, Миллера, Шлёцера – и которая сегодня преподается в школах. Об этом – ниже.
После дьяка Кудрявцева Ключевский переходит, минуя Татищева, сразу к Миллеру, начавшему исследование русской истории при Елизавете Петровне.
Зададимся вопросом: а почему, собственно, Ключевский не упоминает Татищева (ведь тот жил еще при Петре I, раньше царствования Елизаветы Петровны)? Мы знаем, что именно Татищев был первым русским историком. Почему к нему такое пренебрежение? Оказывается, однако, что Ключевский совершенно прав.
Дело в том, что книга Татищева «История Российская с самых древнейших времен» (до царя Михаила) была впервые опубликована лишь после смерти Татищева, и не кем-нибудь, а Миллером.
Ключевский пишет: «Перенесемся в другую эпоху, к первым годам царствования императрицы Елизаветы. При