Лейб-хирург. Анатолий Дроздов
любопытные лица обывателей. Он словно слышал их слова: «Кто это? Неужели Мойша? Тот, который ушел к гоям? Этот красивый офицер сын покойного Исраэля? Не может быть! Ой вей!..» А Михаил, не обращая внимания на эти разговоры, подойдет к калитке родного дома, толкнет ее и войдет в заросший травой двор. Из дома выбежит мать и подросшие сестры. Они уставятся на него и заробеют, не зная, верить ли глазам. Михаил же поставит чемодан с подарками траву и скажет: «Шалом, мама! Я вернулся…»
А все благодаря Валериану. Оказавшись во фронтовом медсанбате, Михаил было загоревал. Это не тыловой лазарет, где он служил раньше и где было комфортнее, а германские снаряды не долетали. Так и сказал Валериану. Тот его отругал и пообещал, что сделает из него первоклассного хирурга. Пообещал, что после войны к нему очередь из больных будет стоять. Михаил не поверил, но Валериан не соврал. Научил. Полгода тому Михаил ужаснулся бы, поручи кто ему, дантисту по образованию, оперировать пациента с осколочным ранением в грудь. Теперь же берет ланцет и спокойно встает к столу. Коллеги его уважают, назначение восприняли спокойно.
– Вы заслужили это, Михаил Александрович, – сказал зауряд-врач Загоруйко, старший из медиков медсанбата. – Вы замечательно оперируете, у вас талант. К тому же распорядительны, Валериан Витольдович вам не зря доверял. Командуйте, мы поддержим!
У Михаила тогда защипало в глазах. Он, еврей из заштатного местечка, который сменил веру, чтобы получить диплом, заслужил признание у людей, старше его возрастом и положением. Загоруйко и вовсе шляхтич, но не заносится, с Михаилом держится подчеркнуто вежливо. Да и другие…
Валериан так вовсе считал его другом. Аристократ, родственник королей, держал Михаила за равного. Вечерами в землянке они любили поговорить. Валериан учил его медицине (поразительно, сколько знает!), Михаил в ответ рассказывал о матери, сестрах, учебе в университете. Валериан слушал, причем Михаил чувствовал, что ему это интересно. Как-то Михаил пожаловался на Настеньку, из-за которой угодил на фронт – подрался за нее с временным начальником лазарета. Перестала писать барышня, видно, нашла другого. Валериан помолчал, а затем вдруг продекламировал:
Жил-был дурак, Он молился всерьез(Впрочем, как Вы и Я)Тряпкам, костям и пучку волос – Все это пустою бабой звалось, Но дурак ее звал Королевой роз(Впрочем, как Вы и Я). О, года, что ушли, В никуда, что ушли, Головы и рук наших труд! Все съела она, Не хотевшая знать, А теперь-то мы знаем, Не умевшая знать, Ни черта не понявшая тут.
Что Дурак растранжирил, Всего и не счесть(Впрочем, как Вы и Я):Будущность, веру Деньги и честь – Но леди вдвое могла бы съесть, А Дурак – на то он дурак и есть(Впрочем, как Вы и Я).
О труды, что ушли, Их плоды, что ушли, И мечты, что вновь не придут! Все съела она не хотевшая знать (А теперь-то мы знаем – не умевшая знать),
Ни черта не понявшая тут. Когда леди ему Отставку дала (Впрочем, как Вам и Мне), Видит Бог, она сделала Все, что могла, Но Дурак не приставил к виску ствола, Он жив, хотя жизнь ему не мила(Впрочем,