Змей и голубка. Шелби Махёрин
вздохнул.
– Жаль.
Мы молча наблюдали, как лицо Архиепископа все больше каменеет. В конце концов он потерял терпение, схватил дикарку за затылок и дернул к себе. А потом окунул в воду и задержал ее там на секунду дольше, чем должен был.
Я никак не мог винить его за это. Чтобы очистить от скверны душу этой девчонки, времени потребуется больше обычного.
На две секунды дольше.
Казалось, в душе Архиепископа бушует борьба. Он трясся, пытаясь удержать ее под водой, а глаза его были… безумны. Неужели он решил…
Три секунды.
Я кинулся в воду, Жан-Люк – за мной. Мы бросились к ним, но волновались зря. Архиепископ выпустил дикарку, как раз когда мы добрались до них, и она вырвалась на поверхность, шипя, как злобная кошка. С ее волос, лица и платья стекала вода. Я хотел помочь ей устоять на ногах, но она меня оттолкнула. Я отступил на шаг, а она, разбрызгивая воду, развернулась к Архиепископу.
– Fils de pute[10]!
Я не успел остановить дикарку, и она набросилась на него. Архиепископ вытаращил глаза, утратил равновесие и рухнул спиной в воду, размахивая руками. Жан-Люк поспешил ему помочь. Я схватил дикарку и пригвоздил ее руки к бокам, пока она не успела снова толкнуть Архиепископа.
Она как будто даже не заметила.
– Connard! Salaud![11] – Дикарка билась в моих руках, повсюду разбрызгивая воду. – Я тебя прикончу! Сдерну с тебя эту рясу и тебя же ею придушу, уродливая ты, вонючая мразь…
Все втроем мы уставились на нее, разинув рты. Первым оправился Архиепископ. Побагровев, он прохрипел:
– Как ты смеешь так говорить со мной?!
Он отшатнулся от Жана-Люка и ткнул пальцем ей в лицо. Я понял его ошибку за миг до того, как девчонка кинулась вперед. Я схватил ее крепче и не позволил вцепиться зубами ему в палец.
Я женюсь на диком животном.
– А ну, отпусти! – Она ударила меня локтем в живот.
– Нет, – не столько сказал, сколько придушенно выдохнул я, но все же не дал ей освободиться.
Она то ли зарычала, то ли закричала от досады, а потом милосердно угомонилась. Я мысленно поблагодарил Господа за это и потащил ее обратно на берег.
Вскоре к нам присоединились Архиепископ и Жан-Люк.
– Благодарю тебя, Рид, – выдохнул Архиепископ, отжимая свою рясу и поправляя крест на шее. Когда он наконец обратился к этой чертовке, в его лице отразилось бесконечное презрение. – Нам стоит заковать тебя в кандалы на время церемонии? Может быть, раздобыть намордник?
– Вы пытались меня убить.
Он посмотрел на нее свысока.
– Поверь, дитя, если бы я пожелал тебя убить, ты была бы уже мертва.
Ее глаза вспыхнули.
– Взаимно.
Жан-Люк с трудом сдержал смех.
Архиепископ шагнул вперед, сощурившись.
– Отпусти ее, Рид. Я хотел бы как можно скорее покончить с этим черным делом.
С удовольствием.
К моему удивлению – и разочарованию, – она не сбежала, когда я ее отпустил. Просто скрестила руки на груди, поочередно смерив каждого
Сукин сын! (
Мудак! Сволочь! (