Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин. Кристофер Ишервуд
мы прошли по коридору на кухню, где меня представили суровому на вид молодому человеку, который как раз заваривал чай.
– Это Герман, мой мажордом. Был у меня давным-давно, еще в Шанхае, один китайчонок, так вот эти двое делят между собой звание лучшего повара, который когда-либо у меня служил.
– А что вы делали в Шанхае?
На лице у мистера Норриса появилось неопределенное выражение:
– Хм. А что вообще делают люди, оказавшись в том или ином месте? Наверное, можно сказать, что я ловил рыбку в мутной воде. Н-да… Заметьте, речь в данном случае идет о тысяча девятьсот третьем годе. Мне говорили, что сейчас там все переменилось до неузнаваемости.
Мы вернулись в гостиную; за нами с подносом шел Герман.
– Такие нынче времена, – изрек мистер Норрис, приняв чашку чая, – тебе мешают жить, а ты мешаешь ложечкой чай.
Я неловко улыбнулся. И только некоторое время спустя, узнав его получше, я понял, что такого рода замшелые шутки (у него их был целый репертуар) вовсе и не были предназначены для того, чтобы кого бы то ни было смешить. Они всего лишь входили на правах непременных составных частей в тот или иной из его маленьких повседневных ритуалов. Вовремя не сказать подобающую к случаю шутку было бы все равно что совершить бестактность – скажем, забыть поблагодарить человека, который оказал тебе любезность.
Отправив положенный ритуал, мистер Норрис погрузился в молчание. Его, должно быть, сильно тревожила недавняя неприятная сцена. Как обычно, когда меня предоставляли самому себе, я принялся разглядывать его парик. Должно быть, я уставился на него совсем уж невежливо: мистер Норрис внезапно вскинул глаза и перехватил мой взгляд. И весьма удивил меня, спросив просто и прямо:
– Что, съехал?
Я покраснел как рак и совершенно потерялся:
– Разве что самую малость.
И тут я прыснул со смеху. Вернее, рассмеялись мы оба. В ту минуту я готов был броситься ему на шею. Мы наконец-то озвучили эту тему, и облегчение было столь глубоким и взаимным, что более всего мы походили на парочку, только что признавшуюся друг другу в любви.
– Надо бы чуть-чуть его поправить, влево, – сказал я и с готовностью протянул руку. – Позвольте, я…
Но тут я, похоже, все-таки перегнул палку.
– Боже мой, оставьте! – выкрикнул мистер Норрис, невольно отпрянув назад. Через миг он снова взял себя в руки и страдальчески мне улыбнулся: – Боюсь, что в данном случае речь идет об одном из тех – э – таинств туалета, с которыми лучше иметь дело в тиши будуара. Прошу меня простить.
– Боюсь, что этот сидит не самым лучшим образом, – продолжил он, вернувшись через несколько минут из спальни. – Мне он никогда особо не нравился. Он у меня проходит по второму, так сказать, разряду.
– А сколько их у вас в таком случае?
– В общей сложности три, – мистер Норрис принялся разглядывать ногти на руках: скромная гордость владельца.
– И подолгу они служат?
– Как