Щит и меч. Вадим Кожевников
к нему неотложная просьба, которую он, как честный человек, несомненно бы выполнил. Поэтому я обращаюсь с той же просьбой к тебе. У вас в доме есть некоторые бумаги, касающиеся работ моего отца. Я прошу, чтобы мне их вернули, хотелось бы получить их сегодня же.
– Но твой отец работал вместе с моим. Как я могу без помощи папы отличить, какие именно бумаги принадлежат твоему отцу?
– Это тебе посоветовал… Функ? – спросил Вайс у Генриха.
Генрих замялся. Он никогда не лгал. Произнес уклончиво:
– Разве я не могу настаивать, чтобы все, что принадлежало отцу, было возвращено мне, как наследнику?
– А мне кажется, на этом настаивает Функ, – сказал Вайс.
Генрих бросил гневный взгляд на Иоганна, но тот, ничуть не смущаясь, объяснил:
– Господин крейслейтер обязан в какой-то степени заниматься всеми делами здешних немцев – это естественно. – И предложил: – Если хочешь, я помогу фрейлейн Берте разобраться в бумагах. Я хорошо знаю почерк твоего отца, кроме того, он поручал мне незначительные чертежные работы.
– Да, пожалуйста, – согласился Генрих.
Берта вздохнула с облегчением:
– Будет лучше всего, если Иоганн мне поможет.
Раздался телефонный звонок. Вайс снял трубку; подавая ее Генриху, сказал:
– Профессор Гольдблат.
– Да, – сказал Генрих, – я вас слушаю… Да, я разрешил крейслейтеру войти в курс всех дел по наследству. Но послушайте… Да выслушайте меня!.. – Он с растерянным видом повернулся к гостям…
Берта, побледнев, поднялась с кресла. Вайс, с чрезмерным вниманием разглядывая свои новенькие ботинки, пробормотал:
– А мне казалось, что покойный господин Шварцкопф никогда не выражал ни дружеских чувств, ни особого доверия к Функу и был бы очень удивлен, узнав, что тот проявил такую заботу о его работах.
Берта сказала дрожащим, срывающимся голосом:
– Я очень сожалею, Генрих. Очень. Я должна идти. – Холодно кивнула и вышла из комнаты.
– Проводи, – попросил Генрих.
Вайс вышел вслед за Бертой. Она шла молча, быстро.
– Что с ним? – спросила она, не поворачивая головы к Вайсу.
Тот пожал плечами.
– Его окружают сейчас те, кого не очень-то жаловал Рудольф Шварцкопф.
– Но ведь невозможно так сразу стать совсем другим.
– Вы его любите?
– Да, мне нравится Генрих. Но я никогда не была в него влюблена.
– А он?
– Вы знаете его лучше, чем я. Вы извините, но я возьму такси. Я уверена, у отца обыск. Там какие-то люди из немецкого объединения. Это может убить его.
– А почему бы вам немедля не обратиться к властям? Ну хотя бы для того, чтобы были свидетели?
– Ну вот вы и будете свидетелем.
– Я не могу, – поспешно сказал Вайс, – господин крейслейтер может помешать моему отъезду, и…
– Вы тоже становитесь коричневым, Вайс. Вы мне неприятны. Я прошу вас оставить меня. – И Берта перешла на другую сторону улицы.
Вайс вернулся