Разомкнутый круг. Валерий Аркадьевич Кормилицын
ягодные душистые… – закатил глаза, – словом, русские дожди… Помните, князь?
Голицын помнил… Казалось, недавно, вчера только, прощался с женой в дивном, благоухающем парке, разбитом рядом с барским домом в родовом имении. И ведь тоже шел дождь. Точно! Нежный, ласковый дождь. Или это слезы текли по лицу княгини Катерины?
Голицын вздохнул и вспомнил ее глаза – глубокие, словно омуты, и свое отражение в этих бездонных омутах… Увидел барский дом, парк и вновь ощутил радость от того, что эта стройная гибкая женщина любит его; и печаль – что предстоит разлука… И будто почувствовал, как тонкие руки ее ласкают его волосы и лицо, а губы целуют и не могут оторваться. «Вот в чем счастье!.. В любви, а не в войне!..»
– Но-о! – безжалостно вонзил он шпоры в конские бока и вскачь понесся к лагерю.
Рубанов, удивившись и забыв о непогоде, тоже пришпорил лошадь: «Меньше думать надо, от мыслей одно лишь беспокойство…», догнал друга у самых костров.
Лошади, прядая ушами и брызгая пеной с мундштуков, нервно и запаленно били копытами. Отдав вожжи коноводам, офицеры, будто ничего не случилось, прошли в командирскую палатку. Голицын доложил обстановку и сел к столу.
– Господин полковник, разрешите отлучиться, – приложил два пальца к виску Рубанов.
– Поешь сначала, – улыбнулся командир, уважительно глянув на ротмистра: «О солдате думает!» – Твой поручик докладывал о прибытии с фуражировки. Всё в порядке. И нам вот презент преподнес, – указал рукой на жарящегося на огне поросенка.
– Разрешите, Василий Михайлович, эскадрон наведаю, – стоял на своем ротмистр.
– Ну идите, только быстро, – сглотнул слюну полковник, – а то мадера прокиснет, – водрузил на стол, радостно гогоча, грязную корзину с вином. – Хороший у тебя заместитель, заботливый. Заморим червячка, господа – и к цыганам, – разошелся он.
«Никогда наш командир не похудеет», – подумал, уходя из палатки, Рубанов.
Его эскадрон, разбившись на небольшие группки, ужинал у костров. Так же, как давеча пехота, гусары были одеты кто во что горазд – некоторые в рубахах, а другие накинули ментики или плащи.
Чтобы не уронить репутацию лихого рубаки и поднять боевой дух своих людей, Рубанов подходил к кострам, нарочито гремя шпорами и громко ругаясь. Увидев и услышав своего начальника, гусары заулыбались и начали вставать, чтобы поприветствовать командира.
Махнув рукой, Рубанов усадил их и отведал ужин из деревянной чашки, поданной каптенармусом.
– Прилично! – похвалил он дымящуюся кашу. – А главное, с куриной добавкой, – подмигнул заржавшим кавалеристам.
Горбоносый Алпатъев бежал к нему от офицерской палатки для доклада, загодя поднося два пальца к киверу.
– Молодец, молодец! – похвалил он поручика. – Славно расстарался, – похлопал по плечу зарумянившегося от удовольствия офицера.
– Аким Максимович, извольте отужинать с нами чем бог послал, – пригласил командира Алпатьев, скосив глаза в сторону цыганского табора.
– Извините,