Темный рассвет. Джей Кристофф
тоску, что и при других даркинах. Словно уснула рядом с кем-то, а проснулась одна. Это чувство чего-то… недостающего.
Она заставила себя говорить спокойно. Усмирила свою тень.
– Я – твоя сестра, Йоннен. Мы с тобой одинаковые.
Мальчик не ответил, просто устремил на нее взгляд, полный ненависти. Но вражда между тенями постепенно прекратилась, и они вернулись к своим естественным очертаниям. Лишь легкая рябь отличала их от обычных теней. Во мраке царила гробовая тишина. Тысячи широких глаз на тысячах каменных лиц наблюдали за ними.
– Как давно она начала с тобой говорить? – тихо спросила Мия. – Тьма?
Йоннен хранил молчание. Маленькие ручки сжались в маленькие кулачки.
– Я была немногим старше тебя, когда она впервые заговорила со мной. – Мия вздохнула, усталая до глубины души. – В перемену, когда твой отец повесил моего, приказал утопить меня и вырвал тебя из рук матери. В перемену, когда он все разрушил.
Мальчик посмотрел на их тени, и его темные глаза затуманились.
– У меня ушло на это восемь долгих лет, – продолжила она. – Все те мили, вся та кровь. Но теперь все кончено. К добру или нет, но Юлий Скаева мертв. А мы – снова семья.
– Мы – потерялись, – сплюнул Йоннен, – Царетворец.
Мия всмотрелась в темень за кругом света от их фонарика. По морозному воздуху и окутывавшей их тишине можно было догадаться, что они глубоко под землей. Вероятно, в какой-то скрытой части некрополя.
Зачем безочажный спас ей жизнь и бросил здесь?
Где Мистер Добряк и Эклипс?
Меркурио?
Эшлин?
Почему она по-прежнему оцепенело стоит на месте, как испуганная девица?
Мия подняла фонарик. На его поверхности, бледной и гладкой, был вырезан рельеф причудливой серповидной формы.
«Могильная кость»[7], – поняла она.
Она все еще чувствовала тоску. Поглядела на брата, на их тени на полу. Но было что-то еще. Что-то манящее ее к себе в этом мраке и холоде. Взяв фонарик в другую руку, Мия заметила, что их тени не сдвинулись с места. Вместо этого, оставаясь неподвижными, они смотрели в одном направлении, как железо, тянущееся к магниту.
Мия устала до такой степени, что уже даже сон не привел бы ее в чувство. Ушибленная, истекаюшая кровью, испуганная. Но воля, приказывающая ей двигаться, когда все, казалось, было потеряно, когда весь мир был настроен против нее, когда задача представлялась непосильной, ныне требовала, чтобы она шла вперед. Мия не знала, где они, но знала, что здесь оставаться нельзя. И поэтому протянула брату руку.
– Пойдем.
– Куда?
Она кивнула на их тени на полу.
– Они знают дорогу.
Мальчик посмотрел на нее с гневом и недоверием в глазах.
– У нашей семьи был девиз, – сказала Мия. – До того, как твой отец ее уничтожил. «Не диис лус’а, лус диис’а». Знаешь, что это значит?
– Я не говорю на лиизианском, – проворчал Йоннен.
– Когда всё – кровь, кровь – это всё.
Она
Могильная кость – очень любопытный материал, который можно найти лишь в одном месте во всей республике – в Ребрах и Хребте в центре Годсгрейва. Он легкий, как дерево, и при этом прочнее стали, но секрет его добычи утерян – или, по крайней мере, строго охраняется Железной Коллегией. Даже если бы у предприимчивого вора найдутся инструменты, чтобы отсечь кусочек, ничего не выйдет: порча любой части Ребер и Хребта карается распятием.
В результате оружие и броня из могильной кости считаются очень ценным имуществом. Обладание любым предметом, сделанным из этого чудесного материала, – это признак престижа и богатства, и итрейская знать славится своими коллекциями. До мятежа, свергнувшего ее мужа, королева Изабелла, жена Франциско XV, страстно собирала могильные артефакты – говорили, что она копила безделушки в надежде открыть музей для «маленьких людей», как она ласково называла граждан Годсгрейва.
Ее коллекция мелочей из могильной кости включала в себя канцелярские ножи, рожки для обуви, зубные кольца, множество расчесок, гребешков и булавок, обеденный сервиз из семидесяти четырех предметов и дюжину «военных пожертвований», сделанных по меньшей мере семью разными итрейскими королевами.
И кто сказал, что счастье не в деньгах?