Темный рассвет. Джей Кристофф
слабо улыбнулась.
– Люблю эту песню.
– Ми-и-ия… – раздраженно простонала Эш.
– Он приютил меня, Эшлин, – ее улыбка испарилась. – Когда меня лишили всего. Дал мне пристанище и оберегал меня без единой на то причины. – Она взглянула на девушку блестящими глазами. – Он – моя семья. Больше, чем почти кто-либо на этом свете. Не диис лус’а, лус диис’а.
– Когда всё – кровь…
– Кровь – это всё, – закончила Мия.
Эшлин лишь покачала головой.
– МИЯ…
– Тихая гора находится в Ашкахе, Трик, – перебила она. – Нам все равно по пути. Так что избавь меня хоть ненадолго от своей болтовни про судьбу, ладно?
– ЗНАЧИТ, ТЫ СМИРИЛАСЬ С НЕЙ?
– Вовсе нет. – Мия с тихим стоном закинула ноги на гамак. – Пока достаточно и того, что мы плывем в правильном направлении.
– Духовенство узнает, что мы направляемся к ним, – заметила Эш, вставая, чтобы помочь ей снять заляпанную кровью обувь. – Тихая гора – это крепость.
– Ага. – Мия с кряхтением пошевелила пальцами на ногах.
– И как, ради Матери, ты надеешься проникнуть внутрь и спасти Меркурио? – настойчиво спросила ваанианка, снимая с ноги Мии вторую сандалию. – Не говоря уж о том, чтобы выйти оттуда живой?
– Через парадную дверь.
Мия тяжко вздохнула, наконец устроившись в гамаке и сдавшись сонливости.
– Через гребаную парадную дверь?! – прошипела Эш. – Тихой горы? Для этого тебе потребуется армия, Мия!
Та закрыла глаза.
– У меня есть одна на примете. Маленькая, но все же…
– Что, ради всего святого, ты несешь? – разъярилась Эшлин.
Гамак легонько укачивал утомленную девушку. Хаос и кровопролитие последних перемен, прозрения и пророчества, нарушенные и еще не исполненные обещания – все это, похоже, наконец догнало ее. Обеспокоенные морщинки на ее лице разгладились, шрам на щеке слегка приподнял уголок губ, так что казалось, будто она улыбается. Ее грудь поднималась и опадала в ритме волн.
– Мия? – позвала Эш.
Но та уже спала.
В наступившей тишине Йоннен тихо спросил:
– …Что значит «предпубертатный»?
Глава 9. Грезы
Ей снился сон.
Она была ребенком и шагала под небом – серым, как краска прощания. По воде гладкой, как полированный камень, как стекло, как лед под ее босыми ногами. Он простирался так далеко, насколько хватало глаз, безупречный и бесконечный. Мениск в океане вечности.
Слева шла ее мать. Одной рукой она придерживала перекошенные весы. Другой – ладонь Мии. На матери были перчатки до локтя из черного шелка, длинные и мерцающие тайным сиянием. Но когда Мия присмотрелась, то увидела, что это вовсе не перчатки, что они капают
кап-кап
кап-кап
на камень/стекло/лед под их ногами, как кровь из перерезанного запястья.
Платье матери было черным, как грех, как ночь, как смерть, и усеяно миллиардом крошечных точек света. Они светились изнутри сквозь ткань ее