Начинается ночь. Майкл Каннингем
говорит он.
– Райс?
А разве там были другие Бетт? Сколько раз уже он отвечал на такие абсолютно бессмысленные вопросы, на сколько шагов после каждого подобного “диалога” он ближе к взрыву накопленной за годы ярости из-за того, что Ребекка позволяет себе отсутствовать, просто не замечать того, что творится вокруг.
– Мм…
– Что это может быть?
– Понятия не имею. Она как-то странно попрощалась. Не знаю… Надо будет завтра ей позвонить.
– Бетт в определенном возрасте.
– Ты хочешь сказать, что у нее климакс?
– В частности.
Он не перестает удивляться этим регулярным маленьким манифестациям женской уверенности. Это ведь прямо из Джеймса и Элиот, не так ли? В сущности, мы сделаны из того же теста, что Изабель Арчер и Дороти Брук.
Они выезжают на Пятую авеню, сворачивают направо. В этом месте парк опять становится страшным, кажется, что в его ночных деревьях прячется что-то такое, что может напасть. Интересно, окрестные миллиардеры тоже это чувствуют? Когда водители развозят их по домам, ощущают ли они, как и он, глядя в эту черноту, свою временную защищенность от некой неведомой голодной силы, неотступно следящей за ними из-за темных стволов?
– А уже известно, когда именно Миззи приезжает? – спрашивает Питер.
– Сказал, на следующей неделе. А там кто его знает? Это же Миззи.
– Мм…
Ну да, это Миззи. Молодой человек со сложной духовной жизнью и недюжинными интеллектуальными способностями, предпочитающий не связывать себя лишними обязательствами. Вот теперь, после некоторых раздумий, он решил попробовать себя в области искусства; разумеется, никакой конкретики. Вероятно, предполагается, что юноше с его умом и талантом стоит только захотеть, и – как же иначе? – идеально подходящая работа возникнет сама собой.
Эти женщины – его мать и сестры – погубили несчастного ребенка. Да и кто бы сохранился, окруженный таким безудержным обожанием?
По-прежнему зябко обнимая себя за плечи, Ребекка поворачивается к Питеру.
– Тебе не кажется, что все это дикость?
– О чем ты?
– Вот эти фуршеты, вечеринки, все эти чудовищные люди.
– Ну, совсем не все из них чудовищные.
– Я понимаю, но мне просто надоело, что вопросы задаю только я. Половина из них вообще не знает, чем я занимаюсь.
– Неправда.
Ну, или, во всяком случае, не вполне правда. Ребеккин литературно-художественный журнал “Блю Лайт” и в самом деле не пользуется особой популярностью у этой публики – это не “Артфорум” и не “Арт ин Америка”. Нет, конечно, там тоже печатают статьи об искусстве, но еще поэзию, прозу и – о, ужас-ужас! – обзоры моды.
– Если ты не хочешь, чтобы Миззи останавливался у нас, – говорит она, – я подыщу ему другое место.
А, стало быть, все дело в Миззи! Младший брат, свет ее жизни.
– О чем ты говоришь? Сколько лет я его уже не видел? Пять? Шесть?
– Наверное.