Пробуждение. Кейт Шопен
посмотри, спит ли малыш… Мой наперсток, пожалуйста, тот, что я оставила бог знает в каком месте… Приди и почитай мне Доде, пока я шью».
– Parexample![5] Мне никогда не приходилось просить. Вы вечно болтались у меня под ногами, как докучливый кот.
– Вы хотите сказать, как преданный пес. А как только появлялся Ратиньоль, обращение становилось именно что как с собакой. Passez! Adieu! Allezvous-en![6]
– Может, я боялась, что Альфонс будет ревновать, – заявила мадам Ратиньоль с чрезмерным простодушием.
В ответ на эти слова все засмеялись. Правая рука ревнует к левой! Сердце ревнует к душе! По правде говоря, мужья-креолы никогда не ревнуют. Всепоглощающая страсть у них съежилась до карликовых размеров по причине неиспользования.
Тем временем Роберт, обращаясь к миссис Понтелье, продолжил рассказ о своей минувшей страсти к миссис Ратиньоль, о бессонных ночах и палящем огне в его душе, так что само море воспламенилось, когда он пошел, как обычно, окунуться после обеда.
А обсуждаемая дама, сидящая за шитьем, презрительно и коротко прокомментировала:
– Blagueur, farceur, grosbete, va![7]
Роберт никогда разговаривал таким трагикомичным тоном, когда оставался наедине с миссис Понтелье. А она никогда толком не знала, что с этим делать. В такие моменты невозможно было догадаться, насколько серьезным было отношение Роберта к Адель. Понятно, что он часто обращался к миссис Ратиноль с признаниями в любви, не вкладывая в них абсолютно никакого смысла. Миссис Понтелье была рада, что Роберт не играл подобную роль по отношению к ней. Это бы только раздражало ее.
Миссис Понтелье принесла принадлежности для рисования – занятия, которому она время от времени предавалась, не будучи профессионалом. Ей нравилось рисовать. Она получала от этого удовлетворение, какое ей не приносило никакое другое занятие.
Эдна давно хотела попробовать свои силы на миссис Ратиньоль. Никогда, казалось, эта дама не выглядела более соблазнительным объектом для художника, чем теперь, когда она сидела, подобно чувственной Мадонне, озаренная вечерним светом, подчеркивающим ее чудесный цвет лица.
Роберт перебрался на лестницу и устроился на ступеньке ниже миссис Понтелье, так, чтобы ему было видно, что она делает. Эдна обращалась с кисточками с определенной легкостью, что было результатом не столько длительного общения с ними, сколько природных способностей. Роберт наблюдал за работой Эдны с пристальным вниманием, издавая короткие восторженные восклицания на французском языке, которые адресовал миссис Ратиньоль:
– Mais ce n’est pas mal! Elle s’y connait, elle a de la force, oui[8].
Погрузившись в свои наблюдения, Роберт невзначай прислонился головой к плечу миссис Понтелье. Она, как могла мягко, отстранила его. Молодой человек повторил попытку. Эдна не могла не думать, что с его стороны это было просто легкомыслием, и тем не менее у нее не было никаких оснований принимать эти ухаживания. Не высказывая вслух
Ну надо же! (
Проходите! Прощайте! Убирайтесь! (
Враль, шут, скотина, хватит! (
Но это совсем неплохо! Она понимает! У нее неплохой уровень, да! (