Маленькие и злые. Антология хоррора. Дмитрий Костюкевич
Трасса – опасное место. А говорят, теперь все места опасные. С развалом Союза треснула сама ткань бытия и полезли бесы, давно ждавшие часа, когда в них снова поверят. Никто не остался непричастным. Хочешь – смейся, хочешь – плачь, но даже в ее деревне в день, когда пала советская власть, появился Проня.
Едут до заправки, скрытой за деревьями, Вера сворачивает и для вида встает за бензином. Кроме них, здесь две машины – черная блестящая иномарка и обычные зеленые «Жигули». Она должна выбрать кого-то из них. Иномарка уезжает раньше, чем Вера успевает заправиться, или она нарочно медлит, чтоб не выбирать его. За рулем иномарки – темная тень, темный человек в темной одежде, без лица и особых примет. Водитель «Жигулей» – с брюшком, в растянутых на коленях трениках и синей клетчатой рубашке из фланели, под пятьдесят. Чуть-чуть синячит, но не сильно. Глаза добрые.
– Егорыч, а ты чего не здороваешься? – говорит Вера, когда он открывает дверь своей машины.
Он оборачивается, в глазах испуг.
– Ой! Обозналась!
Мужик понимающе кивает головой. Лицо напряжено.
– Слушайте, сзади вот просто вылитый мой шурин, – правдоподобно удивляется Вера. – И рубашка такая же, я сама дарила.
– А у кого нет такой рубашки? – отвечает мужик. Дверь его машины так и открыта.
– Вы извините еще раз. – Вера прикладывает руку к груди. – Темно че-то.
Заправка и правда освещена хреново.
– Да ничего. – Мужик пожимает плечами и нервно осматривается.
Он не зря боится. Кроме них, тут никого. По трассе изредка проносятся машины, их фары мелькают за деревьями. Встречным в глаза смотреть неохота, а она такая радостная и простая, как будто солнце высоко и на дворе летний день какого-нибудь семьдесят пятого.
Мужик садится в машину, куда уже пробрался Проня. Вера трогается следом, держа дистанцию. Через пару километров по встречке проезжает грузовик, и наступает момент тишины и безлюдности. Тут «Жигули» заносит на обочину. Машина съезжает в канаву, с грохотом врезается в березу. Вера тормозит, не заглушая мотор, и открывает окно, чтобы слышать. До места аварии ее слабые фары едва достают.
Что теперь? Проходит минута, доносится слабый металлический скрежет. Звон битого стекла. Кто-то вылезает. Вцепившись в руль, Вера ждет с надеждой, что вылезет мужик в трениках – побитый, может, покалеченный и напуганный, но живой. Проходит еще минута, и в свете фар появляется Проня. Он бежит вразвалочку по обочине к ее «Москвичу», держа в лапе нож для чистки картохи. Шансов мало, но она должна попытаться. Вера давит на газ, несется прямо на него. Тихий стук, скрип тормозов. Она выходит из машины и бросается осматривать колеса и бампер. Надежды рушатся. Все чисто.
Вера осторожно опускается на водительское место и закрывает дверь. Она ведь еще не знает, какой у него характер. Простит ли он ее.
Он уже сидит на пассажирском, в лапе – окровавленный нож. Из его пасти больше чем наполовину торчит синий, покрытый белым налетом