Лето. Эдит Уортон
столь мрачным, а к тому времени ей уже было с чем сравнивать.
Когда она спросила про школу, он отрезал: «Ты никуда не поедешь» – и заперся в комнате, которую называл «кабинетом». На следующий день от хозяйки старкфилдского пансионата пришло письмо, в котором она «с сожалением извещала», что «в данных обстоятельствах не располагает местом для новой ученицы».
Было совершенно ясно, что опекун руководствовался не желанием избежать коварных искушений Старкфилда, а страхом потерять Черити. Мистер Ройалл был чудовищно одинок, и девушка понимала это, потому что сама страдала тем же недугом. Так они и остались жить – в печальном доме, полностью обособленные от всех; и, хотя Черити не испытывала к опекуну ни особой любви, ни благодарности, она его жалела. Черити сознавала: мистер Ройалл превосходит остальных людей вокруг, и только она стоит между ним и полным одиночеством в Норт-Дормере.
И потому, когда мисс Хэтчерд послала за ней, чтобы поговорить про пансион в Неттлтоне, Черити оборвала ее заявлением, что решила остаться в поселке. Напрасно мисс Хэтчерд мягко урезонивала ее. Черити упрямо повторяла: «Думаю, мистеру Ройаллу будет слишком одиноко».
Мисс Хэтчерд подалась вперед, сжав ручки кресла красного дерева, явно намереваясь высказать то, что нельзя обойти молчанием.
– Эти чувства делают тебе честь, милая. – Она окинула взглядом блеклые стены гостиной, будто ждала совета от покойных родственников на дагерротипах и персонажей нравоучительных картин. – Дело не только… не только в преимуществах школьного обучения. Есть и другие причины. Ты слишком юна, чтобы понять…
– И все же я понимаю, – сказала Черити.
Щеки и даже лоб мисс Хэтчерд в рамке кружевного чепчика покраснели от смущения. Впрочем, она почувствовала смутное облегчение от того, что непростой разговор оборвался так резко.
– Конечно, я всегда сделаю для тебя все, что могу… все, что могу… и в случае, если… ты понимаешь, в каком… ты в любое время можешь прийти ко мне… – бормотала она, снова ища поддержки у дагерротипов.
Мистер Ройалл ждал Черити на крыльце своего дома. Он побрился, вычистил свое черное пальто и больше походил на великолепный памятник, чем на живого человека, – в такие моменты Черити очень им восхищалась.
– Ну что, решено?
– Решено. Я не еду.
– Не едешь в неттлтонский пансион?
– Никуда не еду.
– Почему? – прочистив горло, строго спросил мистер Ройалл.
– Как-то не хочется, – сказала девушка, проскальзывая мимо опекуна.
А на следующей неделе он выписал из Хэпберна ту самую веерную решетку и черенки алых вьющихся роз.
Следующий значительный эпизод в ее биографии случился двумя годами позже, когда Черити исполнилось семнадцать. Мистера Ройалла вызвали в Неттлтон по делу. Он все еще практиковал как адвокат, а так как с тяжбами в Норт-Дормере и окрестностях обстояло совсем плохо, от такого предложения отказаться было нельзя.
Так