Комната №11. Виктор Улин
перерывать сестрин книжно-тетрадочный развал, я понял, что ошибся насчет отсутствия женского.
В духоте квартиры от нее так сильно пахло женщиной, что было впору умереть.
Впрочем, я ошибся в воспоминаниях.
Запах женщины в тот день не был мне известен, от сестры ничем таким никогда не веяло.
Но еще ничего не зная, я понял, что и зачем делается на свете.
Дальше возник провал действительности.
Вроде бы мы искали конспект, потом радовались, что нашли, и смеялись.
Но затем что-то перещелкнуло и оказалось, что Эльзино летнее платье – синее с белыми сердечками – висит на спинке стула, а на нем лежат белые трусики и маленький белый лифчик.
Принято считать, что татары должны иметь черные волосы. Такими в большинстве они и являлись.
Например, Эльвира – с которой у нас было несколько моментов прежде, чем она переключилась на Игоря – во всех местах имела признаки жгучей брюнетки.
Подруга сестры тоже была татаркой, но волосы имела от природы светлые.
В процессе, который пошел сам по себе, я не ставил реальной цели. К тому возрасту я был подкован в порнографии но не имел уверенности, что хочу дойти до конца.
Ведь одну сущность представляли неизвестные интернетские тетки, занимавшиеся этим делом с такими же неизвестными дядьками, а совсем другую – живая подруга моей живой сестры.
И дело было не в том, что Эльза могла нажаловаться на меня, этого я опасался во вторую очередь. В первую я опасался себя.
Любой мальчишка, раздевающий первую в жизни женщину, мечтает стать мужчиной, но до смерти боится, поскольку событие является необратимым. В этом отношении я не выходил из общего разряда.
Продвигаясь к последней точке, я подсознательно полагал, что смогу остановиться в любой момент.
И, обладая сильной волей, в самом деле бы остановился.
Но когда Эльзины трусики упали на стул, я увидел, что в точке схождения ее ног клубятся золотые заросли.
И это решило все: во мне всколыхнулась темная сила, познанная год назад.
Мальчишкой я ездил в сад охотно, поскольку там было все-таки просторнее, чем дома.
Мой дурак-отец хватался за все, не умея ничего. Его садовые постройки оказывались непригодны для жизни. В туалет – грязную дощатую будку – было невозможно войти, повернуться и выйти без того, чтобы не разбить голову о притолоку. При любой возможности все мы обходились иными средствами.
Однажды я зашел за смородиновые кусты и наткнулся на писающую сестру.
Я жутко испугался и убежал, но успел увидеть, что между ее загорелых ног, разведенных на тупой угол, растут желтые волосы.
В ту пору меня уже начало томить неясное. Случайный взгляд на сестру поставил все по местам.
Я метнулся в туалет – показавшийся уютным – и наконец совершил то, что составляет главную радость мальчишки, еще не могущего быть мужчиной.
За сестрой я никогда не подглядывал, она не вызывала во мне чувств. С детства мы жили, как кошка с собакой, к моему отрочеству превратились