Худышка. Донна Кунер
ую фею Динь-Динь, на какое-нибудь крылатое сказочное существо, но на самом деле я никогда ее не видела. Я только слышу ее.
Сопровождаемая свистящим звуком трущихся друг о друга с каждым моим шагом бедер, я протискиваюсь по проходу в дальний угол кабинета, где мы, десятиклассники, занимаемся алгеброй.
– Ты просто огромная, – нашептывает Скинни мне в ухо мысли Уитни Стоун с нулевым размером[2], когда я, толкнув ее парту, чуть не сбиваю сумочку. Уитни с нескрываемым отвращением делает глубокий вдох, закатывает глаза и переставляет поддельную Prada на другую сторону стола.
Поверь мне, Уитни, я бы и близко к тебе не подошла, если бы могла. Но я не могу. Я не могу избегать саму себя. Пойманную в ловушку слоев жира и избыточного… всего. Все такое тесное… растянутое… неудобное. С момента, когда я просыпаюсь утром и изо всех сил стараюсь встать с постели, вплоть до времени, когда вечером ложусь спать, я попадаю в эту огромную оболочку.
Гнев, который я сдерживаю под всеми этими слоями, просачивается к Уитни, легкой мишени.
– Кстати, Уитни, моя сестра сказала, что ты неплохо выступила на пробах чирлидеров. Ну, знаешь, кроме одной части… – Затихаю в ожидании, когда в ее глазах появится страх. Довольно приятно. Чувствую укол вины и заталкиваю гнев обратно. Иду дальше.
– О чем это она? – слышу голос Уитни у себя за спиной. Моя старшая сводная сестра Линдси, капитан команды чирлидеров Хантсвиллской школы, за последние недели и двумя словами со мной не обмолвилась. Нет, Линдси вовсе не злится на меня. Я просто недостойна ее внимания. Но Уитни об этом не знает. Она поворачивается к своей недалекой лучшей подруге-подражательнице Кристен Роджерс и с обвинительными нотками в голосе говорит:
– Ты же сказала, все было прекрасно.
– Неплохо. – Помешанная театралка Джиджи Ритодо улыбается моему комментарию. Когда я ковыляю мимо нее по проходу, она толкает меня в плечо, словно мы друзья.
Но это не так. Думаю, она просто не любит меня чуть меньше, чем Уитни. Очевидно, по мнению членов драмкружка, «жирный» выигрывает у «популярного».
– Ты похожа на Зефирного человека – огромного монстра из того старого фильма «Охотники за привидениями». Мягкая. Липкая. Ужасная, – тихонько говорит Скинни мне в левое ухо.
Я плетусь дальше по проходу, потому что у меня нет выбора.
Сдвигаюсь в сторону, пропуская идущего справа от меня Джексона Барнетта. На нем джинсы и синяя футболка, надетая под рубашку с длинными рукавами. Замечаю три кожаных браслета на его правом запястье, когда он поднимает руку, чтобы убрать темные волосы, падающие ему на глаза. Каждая деталь его стиля продумана так, чтобы казаться совершенно случайной. Мне нравится это в нем. Но на самом деле мне в нем нравится абсолютно все. Если бы я только могла прикоснуться к нему… Я бы прижалась к его боку и, обняв его, почувствовала бы твердый живот, привстала бы на цыпочки и положила голову на его широкое плечо. И я точно знаю, каково это. Потому что так уже было. Давным-давно.
Я жду, когда Скинни прошепчет мне в ухо мысли Джексона. Но ничего не происходит.
И я не знаю, что лучше, а что хуже: то, что Джексон не думает обо мне гадости, или то, что он не думает обо мне вообще. Когда он был тощим мальчишкой с брекетами и в очках, он все время думал обо мне. Теперь, когда он высокий, с ровными белыми зубами и носит контактные линзы, он забыл о домике на дереве, который мы построили на заднем дворе его дома, и о поцелуе, который он подарил мне позади уличного знака на Гардениа-стрит, о поцелуе на футбольном поле. Пока я топила себя в горе и жире на протяжении нескольких лет, его воспоминания обо мне как лучшем друге все больше таяли, потому что я стала совершенно неузнаваема. Я знаю это чувство. Я и сама себя не узнаю.
Джексон поворачивается, чтобы посмеяться вместе с Уитни, слыша, что та рассказывает о вечеринке на прошлых выходных. Я замираю. Смотрю прямо перед собой. Оцениваю свободные места. Последний ряд всегда заполняется первым, но обычно я прихожу достаточно рано, чтобы отхватить себе местечко. Но сегодня не мой день. Сканирую взглядом кабинет. Найдется ли для меня хоть что-нибудь? Свободны только два стула. И оба с откидывающимся столиком, который, когда садишься, фиксируется на уровне твоего живота. Только вот мой живот там не поместится. Я могу не опускать столик, но тогда мне придется удерживать тетради и учебники на коленях. Коленях, которых на самом деле даже не существует.
– Все твои вещи свалятся на пол. И ты не сможешь их поднять. Все будут таращиться, хихикать и показывать на тебя пальцем. Ты привлечешь всеобщее внимание. Ты действительно этого хочешь?
Я еще раз окидываю кабинет взглядом. Другого варианта нет. Опускаюсь на один из стульев, и мои бедра буквально сползают с краев сиденья. Ставлю рюкзак на пол рядом с собой и оборачиваю одну из лямок вокруг запястья. Нельзя позволить ему упасть. Если он упадет, вплоть до конца урока я не смогу ничего из него достать. Тяну рюкзак за лямку, пока у меня не получается забраться внутрь. Мне приходится хорошенько покопаться, прежде чем я нахожу ручку и тетрадь. Вытаскивая их, старюсь не шуметь. Мне не нужно лишнее
Нулевой размер – самый маленький размер одежды в США.